Потемкин удалился в свой кабинет, а через четверть часа вышел, делая вид, будто ничего не случилось, и, поцеловав руку княгини, поднес ей изящную бон боньерку с надписью "Temple de 1'Amitie" ("Храм дружбы")
В царствование Екатерины П появилось несколько масштабных политических проектов, заложивших основы внешней политики России на два столетия вперед.
Самым нашумевшим из них явился "Греческий проект", под которым принято понимать совместные планы России и Австрии начала 1780-х годов по разделу турецких земель. Петербург и Вена стремились, во-первых, полностью изгнать турок из Европы; во-вторых, восстановить Византийскую империю, корона которой предназначалась внуку Екатерины П великому князю Константину Павловичу; в-третьих, образовать из Молдавии и Валахии буферное государство Дакию; в-четвертых, передать западную часть Балканского полуострова Австрии[16].
Само понятие "Греческий проект" взято историками из донесений английского посла в Петербурге сэра Джеймса Гарриса, близко общавшегося с Григорием Александровичем Потемкиным. Прибыв в Россию в 1779 году, Гаррис вскоре сообщил своему двору, что Потемкин буквально "заразил" императрицу идеями об "учреждении новой Византийской империи"[17].
Именно это замечание Гарриса дало основание русскому историку А. Г. Брикнеру считать Потемкина автором "Греческого проекта": "Уже в середине 70-х гг. Екатерина и Потемкин заняты так называемым "греческим проектом"... Современники считали вероятным, что Потемкин мечтал о Крымском царстве для себя, или при поддержке императрицы получить греческую корону. Такие предположения не подтверждаются никакими документальными свидетельствами"[18].
Вопрос об авторстве "Греческого проекта" вызывал у русских дореволюционных историков серьезные разногласия. А. Ловягин и Н. Григорович склонялись к тому, что инициатива здесь принадлежала Александру Андреевичу Безбородко. Григорович справедливо указывал на "Мемориал по делам политическим", составленный Безбородко для Екатерины II в 1780 году и заключавший в себе идеи будущего "Греческого проекта"[19]. Вопрос о "Греческом проекте" в западной литературе в основном сводился к территориальной экспансии. К примеру, Марк Раев считал царствования Ивана Грозного и Екатерины II двумя наивысшими пиками внешнеполитической активности России. Побудительными причинами экспансии, по его мнению, явились "поиски надежной защиты от буйных соседей, историческая память о прошлом политическом и духовном единстве, жажда выдающейся роли в мировой политике и экономике, желание внести вклад в распространение христианства и освобождение братьев по вере от власти нечестивцев...". Подобный "авантюрный" стиль, по словам Раева, был привит русской внешней политике императорского периода Потемкиным и выразился в "Греческом проекте"[20]. Советская историография считала своим долгом не столько изучать вопрос, сколько всячески отрицать наличие у России каких бы то ни было завоевательных планов. Работа О. П. Марковой, специально посвященная истории "Греческого проекта", заканчивается выводами, противоречащими привлеченным автором источникам. Маркова отмечала, что "термин "Греческий проект" превратился в формулу завоевательных замыслов России, весьма удобную для политических спекуляций". Рассматривая письмо Екатерины II Иосифу II, в котором излагается существо проекта, исследовательница утверждает, что "письмо лишено черт реальной политической программы, которую бы разрабатывали и собирались выполнить"[21]. Известная английская исследовательница Изабель де Мадарьяга скорее склонна согласиться с выводами Марковой. "Было бы преувеличением полагать, — пишет она о "Греческом проекте", — что это была конкретная, хорошо продуманная политика... Это была цель, направление, мечта"[22]. А вот А. Б. Каменский, наоборот, считает идею восстановления Византийской империи вполне реальной. "Так существовал ли все-таки греческий проект? — рассуждает историк. — В виде официального соглашения с Австрией он оформлен не был, но переписка Екатерины II с Иосифом была не просто приятельской и даже не просто дипломатической. Очевидно и то, что в Санкт-Петербурге идея восстановления Греческой империи занимала умы и воображение уже с конца 70-х годов. Нет оснований полагать, что Австрия пыталась как-либо воспрепятствовать планам России"[23].
В 1991 году в "Родине" появилась обстоятельная статья греческого историка Яниса Тиктопуло "Мираж Царьграда". Идея завоевания Константинополя, на взгляд автора, была вполне исполнима: "Планы Екатерины — отнюдь не химера и мистификация. В конце XVIII столетия создание обширной Греческой империи с центром в Константинополе было вполне реальным. "Греческий проект" стоит воспринимать как серьезную, хорошо продуманную акцию русской и австрийской дипломатии, не реализованную по конкретным причинам"[24].
Как видим, разброс мнений довольно широк. Чтобы приблизиться к истине, обратимся к черновым материалам, легшим в основу переписки Екатерины II и Иосифа II о "Греческом проекте". Тем более что эти документы, хранящиеся в фондах АВПРИ (Архив внешней политики Российской империи) до сих пор ускользали из поля зрения историков.
Союз вчерашних врагов
18 мая 1781 года состоялся обмен письмами между Екатериной II и Иосифом II о заключении союзного договора. Обе империи стремились к разделу турецких земель в Европе. Во время первой русско-турецкой войны (1768—1774) Австрия старалась помешать России всеми доступными дипломатическими средствами, видя в ней сильного соперника. В Петербурге попытались превратить активного недоброжелателя в друга и союзника.
Неожиданно к сближению стали склоняться и в Вене. В мае 1780 года состоялось свидание Иосифа II с Екатериной II в Могилеве, после чего началась разработка будущего союзного договора.
1 января 1781 года австрийский император направил Екатерине II официальное письмо, где просил указать условия, при которых Австрия и Россия взаимно гарантировали бы друг другу целостность территорий обеих держав. В ответ Екатерина выразила желание включить в договор пункт о гарантиях тех завоеваний, которые Россия могла бы сделать в недалеком будущем[25]. Обоим корреспондентам было ясно, о чем именно идет речь. Еще во время могилевского свидания, совместного путешествия по России и "доверительных" бесед в Царском Селе монархи несколько раз осторожно поднимали тему разделов турецких земель и возможного захвата Константинополя. О содержании их разговоров известно из писем австрийского императора своей матери императрице-королеве Марии Терезии. 24 мая 1780 года будущие союзники уединились для личной беседы. Екатерина как бы в шутку осведомилась, не собирается ли Иосиф завладеть Римом, поскольку принадлежавшее Австрийской империи герцогство Тосканское располагалось неподалеку от Папской области. На это император, тоже шутя, отвечал, что ей гораздо легче занять "свой Рим", то есть Константинополь. Екатерина заверила собеседника в желании сохранить мир. Пробные камни были брошены. В дальнейшем Иосиф попытался уточнить позицию возможного партнера. Уже из Царского Села он писал матери о Екатерине: "Однажды она мне сказала положительно, что если бы даже завладела Константинополем, то не оставила бы за собой этого города и распорядилась бы им иначе. Все это меня приводит к мысли, что она мечтает о разделе империи и хочет дать внуку своему, Константину, империю Востока, разумеется после завоевания ее"10 Таким образом, у союзников к моменту размена письмами колких замечаниях. Так, напротив слов Безбородко, что Россия добивается "покоя Европы", Потемкин проставил: "Разве мы кому спать помешали?" А напротив предположения, что "действия обоих дворов могут возбудить зависть у соседей", князь записал: "Зависть во всех есть, но слава Богу, кроме французов, никто не решится, и те только шиканами". "Шиканом" в XVIII столетии именовался мелкий интриган, любитель действий исподтишка. Таким образом, князь не ожидал серьезного противодействия в разделе Турции даже от постоянного противника России — Версальского двора. "Одним словом сказать, что турки не о заключении договора не было сомнений в целях друг друга. Меняться могли лишь сроки начала совместных действий. Для России они напрямую зависели от положения дел в Крыму Крымское ханство стало по Кючук-Кайнарджийскому договору 1774 года независимым от Оттоманской Порты. На престол вступил ставленник Петербурга хан Шагин-Гирей. Борьба вельмож, ориентированных на Россию и Турцию, превращала полуостров в пороховую бочку. В мае 1782 года турецкая партия избрала ханом брата Шагин-Гирея, Батыр-йфея, и обратилась к Порте за помощью. Россия ввела свои войска в Крым, стремясь вернуть союзника на ханский престол. Мятеж удалось подавить. Порта из-за собственных внутренних неурядиц на этот раз воздержалась от вооруженного вмешательства. Однако ситуация оставалась крайне взрывоопасной. В начале августа 1782 года Потемкин возвратился из Крыма, где он руководил войсками, в столицу. Для петербургской публики его приезд был связан с желанием принять участие в открытии знаменитого памятника Петру Великому работы Фальконе. Однако после торжеств 7 августа князь задержался в столице еще на месяц. Он напряженно работал над важными бумагами, касавшимися секретного артикула русско-австрийского соглашения. В переписке между Екатериной и Иосифом оба монарха не раз касались вопроса о возможном разделе Турции. Императрица жаловалась на постоянные беспорядки в Крыму, подстрекаемые из Константинополя, а ее австрийский корреспондент изъявлял неизменную готовность содействовать прекращению этих смут, прося Екатерину точнее определить свои желания". Наконец, 10 сентября 1782 года из Петербурга в Вену было направлено пространное письмо, в котором императрица говорила о необходимости заранее определить план совместных действий и оговорить приобретения обеих сторон в случае успеха. При этом Екатерина подчеркивала, что именно Оттоманская Порта, уже начавшая подготовку к войне, должна выступить нападающей стороной.