Основная мысль Дарвина заключалась в том, что эволюция видов следует соответственным закономерностям и в природе. Подобно тому как культурные организмы были приспособлены к потребностям человека в результате искусственного отбора, так и в природе организмы приспособились к ее условиям в результате естественного отбора. Предпосылкой этого является то обстоятельство, что все организмы варьируют в большом ряде признаков. Затем природа благоприятствует самым приспособленным благодаря их более высоким шансам на выживание и размножение. Так лучше приспособленные формы сохраняются в «борьбе за существование». В постоянно меняющихся условиях окружающего мира изменяется характер групп животных и растений, из которых состоят виды. Наконец, последние больше уже не могут скрещиваться и таким образом естественно изолируются друг от друга. Под борьбой за существование нельзя понимать главным образом цепь насильственных воздействий. Холод, жара, засуха и сырость, короче — все физические, химические и биологические условия окружающей среды лишь при определенных условиях могут быть благоприятными для тех или иных особей и приводить к их отбору. То обстоятельство, что на Дарвина оказывало сильное влияние учение Мальтуса (1766—1834), сначала повлекло за собой преувеличение роли, которую играет элемент борьбы. Это констатировал уже Энгельс. В письме к П. Л. Лаврову (12—17 ноября 1875 года) он писал: «Взаимодействие тел природы — как мертвых, так и живых — включает как гармонию, так и коллизию, как борьбу, так и сотрудничество. Если подводить все богатое разнообразие исторического развития под одностороннюю и тощую формулу «борьба за существование», формулу, которая даже в области природы может быть принята лишь, но такой метод сам себе выносит обвинительный приговор». Впрочем, кажется, что влияние Мальтуса на Дарвина несколько преувеличивалось самим же Дарвином. Итак, приспособленность является разнообразной: биохимической, физиологической и морфологической. При этом ценные приспособитёльные признаки вполне могут быть связаны с незначительными и случайными признаками. В диалектическом процессе вместе с необходимым одновременно возникает и случайное. То, что в эволюционно-историческом смысле вчера еще было необходимым, сегодня может принять характер второстепенного, случайного явления, и наоборот.
Подобным образом в естественном отборе Дарвин открыл далекую от всякой телеологии и всякой сознательной целесообразности и целеустремленности свободную закономерность, которая определяет усиление приспособленности и дальнейшее развитие организмов. Огромные периоды времени, в течение которых происходил процесс биологической эволюции, говорят о том, что поразительная приспособленность организмов не есть чудом созданные признаки. Незнание причин этой приспособленности долгое время делало область живого мира раздольем для телеологических «доказательств» существования бога, вытекающих из целесообразности в природе. По этому поводу Дарвин высказался следующим образом в письме к Аза Грею: «Ваш вопрос о том, что меня могло бы убедить в этой цели, очень щекотлив. Если бы я увидел спускающегося с неба ангела и если бы благодаря тому, что его видели и другие, я убедился, что не сошел с ума, — то тогда я поверил бы в предопределение». Дарвиновское объяснение движущих сил эволюции часто считали малоубедительным из-за его якобы ненаправленности и слепоты. Правда, скептики соглашались с тем, что длительные периоды времени, которыми располагала эволюция, делают понятным, как из простого, в конце концов, может образоваться что-то болев сложное. Но как, спрашивали они, следует понимать возникновение какого-либо органа, например, у позвоночного животного? Ведь этот орган был до его усовершенствования абсолютно не способным к выполнению своей функции, а, следовательно, предшествующие стадии развития не обладали приспособленностью! Тот, кто задает подобный вопрос, не учитывает, что «функция и структура развивались одновременно». Например, первые светочувствительные органы в эволюции животных были пригодны лишь для восприятия наличия пли отсутствия света. Обладание ими, несомненно, было ценным приспособлением организма к условиям существования. В ходе дальнейшей эволюции совершенствующиеся органы зрения постоянно стали давать сигналы о все новых свойствах окружающего мира: «о направлении, из которого исходит свет, о движении источника света, его цвете и, наконец — благодари отображению, — о распределении освещенных объектов в окружающем мире». Упомянутое выше затруднение возникает, таким образом, лишь вследствие «нереалистического предположения, что первые образования соответствующего органа выполняли ту же функцию, что и полностью развитый орган». То, что было сказано насчет образования сложных органов, можно повторить с некоторыми изменениями и в отношении появления сложных форм поведения. В ходе эволюции они тоже претерпели прогрессивные функциональные изменения, которые способствовали соответствующему приспособлению организмов и так шаг за шагом оказывали пользу их развитию. О продолжительности периодов видообразовании можно сделать заключение, например, на основании того, что для образования нового вида в эволюции лошади потребовалось около 500 000 лет. У многих моллюсков видообразование заняло от 2 до 3 миллионов лет. Продолжительность существования вида в неизменной форме может быть во много раз больше длительности его формирования. Причина этого, конечно, заключается в том, что у вида, уже хорошо приспособленного к окружающей среде, меньше становится вероятность прибавления благоприятных изменений. Таким образом, понятно, что часто ритм видообразования сначала бывает быстрым, а потом замедляется. В неизменяющихся условиях окружающей среды, хорошо приспособленные формы могут спокойно оставаться в завоеванных ими «нишах». Доказательство начинающегося процесса видообразования затрудняется тем, что, «как было замечено у существующих теперь птиц, бабочек и других насекомых, первые отклонения от нормального развития могут быть не морфологического, а физиологического порядка». Представители телеологического миропонимания, как известно, предполагают, что «ни один воробей не может упасть с дерева без воли бога», а тем более проявлять «ненужные» свойства. Наоборот, многочисленные факты ненужности и несообразности (дителеология) в организмах доказывают естественную обусловленность и относительную ограниченность процессов приспособления. Так в определенном эволюционном периоде существуют излишние образования — например, уже упоминавшиеся нами рудиментарные органы представляют собой лишь «воспоминание» об утраченных особенностях приспособления. Иногда такие ненужные органы становятся опасными. Это доказывают воспаления пальцеобразного отростка в кишечнике человека, до недавнего времени не поддававшиеся операции и констатировавшиеся лишь при вскрытии трупов как «заворот кишок». Имели и имеют место также и подлинные несообразности. Они приводили к вымиранию целых отрядов. По-видимому, такие несообразности никогда не обладали приспособительной ценностью. Гигантские рога и саблевидные зубы могут служить тому примером (правда, их нецелесообразность оспаривается). Эмбриональные уродства представляют собой дальнейший раздел таких дителеологий. Они тоже лишь подчеркивают всеобщую приспособленность организмов. Разумеется, последняя часто бывает скрытой. В природе подчас случаются эпидемии или катастрофические изменения климата, которые уничтожают почти все особи, принадлежащие к данному виду. В живых остаются лишь некоторые особи, приспособленные к особым, исключительным условиям. В позднейшую эпоху бывает чрезвычайно трудно установить происхождение полезности таких селективных признаков.