Вот эту теорию Мальтуса, потерявшую свой житейский и политический смысл, Ч. Дарвин использовал, как одно из оснований своей теории.
Далее Чернышевский переходит «к рассказу о том, по какому случаю, теория Мальтуса, составленная исключительно для решения одного из специальных вопросов политической экономии, была перенесена в ботанику и зоологию и какой судьбе подверглась она при этом перенесении».
Дело в том, что до середины 19 столетия биологи занимались главным образом описанием форм растений и животных, их внутреннего строения, изучением физиологии организмов и развитием. «Это были задачи громадных размеров. Работа над ними не оставляла огромному большинству ботаников и зоологов досуга много заниматься вопросом о происхождении нынешних видов растений и животных. исследуя настоящие формы организмов они видели, что эти формы существовали с самого начала наших исторических сведений […] они вообще приняли решение, представляющееся очевидным для поверхностного взгляда: нынешние виды растений и животных неизменны. В геологических наслоениях, образовавшихся в отдаленные времена, были находимы остатки растений и животных, несходных с нынешними; естественным выводом из мнения о неизменности нынешних видов была мысль, что прежние, несходные с ними виды погибли, не оставив потомства в нынешних флоре и фауне. Это казалось тем более достоверным, что подтверждалось геологической теорией, по которой поднятия материков из моря и погружения их в море считались совершавшимися с быстротой, производившей катастрофы колоссального размера; при таких переворотах неизбежно должны были погибать застигаемые ими флоры и фауны.
Это учение, дававшее неизменности видов геологическую основу. Создал величайший из натуралистов первой трети нашего столетия, Кювье, основатель сравнительной анатомии. […]
Учение Кювье, доказывающее неизменность видов теорий катастроф, уничтожавших флоры и фауны, неодинаковые с нынешними, очень быстро приобрело владычество в естествознании. […]
Под влиянием учения Кювье были не только отвергнуты почти всеми натуралистами, но и забыты большинством их всякие мысли о происхождении нынешних видов растений и животных от прежних. Эти мысли существовали издавна. […] И получили научную обработку в гениальном труде Ламарка Зоологическая философия, изданном в 1809 году, за три года до трактата Кювье Исследования об ископаемых костях. […]
В геологии владычество понятий Кювье длилось лет двадцать или двадцать пять. Несообразность теории катастроф с геологическими фактами была раскрыта Лейеллем в трактате Основания геологии, первый том которого вышел в 1830, а последний в 1833 году. Пересоздавая геологию, Лейелль доказал, что с того времени, как начали отлагаться древнейшие из наслоений, содержащих в себе отпечатки или остатки растений или животных, поверхность суши не подвергалась никаким катастрофам, которые превосходили бы размерами своего действия наводнения, землетрясения, извержения огнедышащих гор; что прежние катастрофы точно также не могли уничтожить органическую жизнь на материках или больших островах. Как не уничтожают ее нынешние, не уступающие им силой и размером; что никакой быстрой погибели прежних флор и фаун не было, что очень многие из прежних видов продолжали существовать, когда некоторые другие заменялись новыми, что смены флор и фаун были подобны великим геологическим изменениям, процессы медленные, тихие. […]
В 1859 году, через 26 лет после издания последнего тома Оснований геологии Лейелля, разрушивших теорию катастроф, которым приписывалось уничтожение прежних флор и фаун, была напечатана книга Дарвина О происхождении видов […]
То, что книга […] была напечатана в 1859 году, а не позднее, было результатом особенного обстоятельства, принудившего ее автора поспешить обнародование своей теории, которое без того замедлилось бы еще на некоторое время, - по мнению автора, «на два или три года». Это целая история, заслуживающая большого внимания своей психологической характерностью и важностью материалов, какие даст для разъяснения особенностей книги, получившей громадное влияние на ход науки. Расскажем ее на основании сведений, сообщаемых о ней самим Дарвином, пополняя их необходимыми биографическими данными.
В 1831 году Дарвин […] был назначен натуралистом ученой экспедиции, отправляемой английским правительством в кругосветное плавание на корабль Бигль. Экспедиция отплыла из Англии 27 декабря 1831 г. Дарвину было тогда енсколько меньше 23 лет. […] Экспедиция делала остановки на восточном, потом на западном берегу южной Америки, поплыла сделать остановку в пустынном, еще почти нисколько не исследованном натуралистами Галапагосском архипелаге […] Изучая животных архипелага, Дарвин увидел, что они сходны, но не одинаковы с животными ближайшей части Америки. Он бы, по его выражению, «очень удивлен» этим. Раздумье о неожиданном факте возбудило в нем мысль, что галапагосские животные – видоизменившиеся потомки прежних, другие потомки которых – нынешние сходные с галапагосскими животные ближайшей части Америки. Потом он видел такое же отношение других островных фаун и флор к фаунам и флорам ближайших частей материков. […] Лет шесть по возвращении из экспедиции он занимался обработкой собранных в ней материалов, обогащая фактическую часть естествознания новыми сведениями». […]
После перечисления опубликованных Дарвином работ по возвращении из экспедиции Чернышевский пишет: «[...] главным предметом ученой работы Дарвина стал трактат, содержание которого было не монографическое, а широкое, охватывавшее все отделы ботаники, зоологии, палеонтологии и многие отделы других частей естествознания. Мысль о генеалогическим родстве между видами, возбужденная в Дарвине изучением животных Галапагосского архипелага и подтвержденная изучением других островных фаун и флор во время экспедиции, представляла такую громадную важность, что Дарвин не мог отказаться от работы над разъяснением ее даже и в первые годы по возвращении из экспедиции, когда необходимо было трудиться над обработкой фактических сведений, собранных во время путешествия. […] «Теперь, - в ноябре 1859 г., когда он писал предисловие к первому изданию книги О происхождении видов, - мой трактат почти кончен; но так как понадобится еще дав или три года, чтобы пополнить его, а мое здоровье не прочно, то меня убедили издать это извлечение из него» - книгу О происхождении видов; он постоянно называет ее только извлечением из трактата, который надеется издать года через два или три. «Я увидел тем более надобности в этом, - в составлении и обнародовании извлечения, - что г. Уоллес, изучая естественную историю Малайского архипелага, пришел к выводам о происхождении видов, почти совершенно одинаковым с моим. В 1858 году он прислал мне статью об этом предмете, с просьбой передать ее сэру Чарльзу Лейеллю, который передал ее Линнеевскому обществу. Сэр Чарльз Лейелль и доктор Гукер […] нашли надобным, в интересах моего имени, чтоб одновременно со статьей г. Уоллеса было обнародовано извлечение из моего труда».
Уоллес было много моложе Дарвина […] За Уоллесом осталась та маленькая доля славы, которая по справедливости должна была принадлежать ему; превознося Дарвина, преобразователя наук об органических существах, упоминали с уважением об Уоллесе, как человеке, самостоятельно пришедшем к теории, одинаковой с дарвиновской, и применившем ее к разъяснению довольно многих фактов, о которых мало говорилось или вовсе не упоминалось в статье Дарвина». […]
Не станем приводить подробности о переработки и расширении Дарвином статьи, ставшей впоследствии его знаменитой книгой О происхождении видов, описанные Чернышевским. Обратим внимание читателей на тот факт, что, касаясь вопроса о способе работы Дарвина, Николай Гавриилович писал: «он обрабатывал маленькие кусочки первоначального трактата, разраставшиеся в особые большие статьи или целые книги, печатал прибавочные исследования, не входившие в план трактата, над обработкой которого трудился; и когда умер (в апреле 1882г.), через двадцать два года после издания «извлечения» из своего трактата, все обработанные куски, взятые вместе, составляли разве одну десятую долю трактата […]
Но что же это такое: трактат, работе над которым не было бы конца, хотя бы автор прожил еще двадцать, или хоть и пятьдесят лет […] что это за труд, разраставшийся и разраставшийся без предела росту, и как мог он разрастаться до такой несообразности с размером продолжительности самой долгой вероятной человеческой жизни?
Факт до такой степени странен, до такой степени противоречит правилам рассудительной человеческой деятельности, что раз поставлен вопрос о нем, невозможно устранить ответа: способ работы, которого держался Дарвин в труде над трактатом о генеалогическом родстве между видами, был непригоден для успешности труда такого рода».
Говоря о методе Дарвина, Чернышевский писал: «Способ работы, удобоприменимый только в монографических трудах[3], Дарвин применил к трактату о генеалогических отношениях между нынешними и прежними флорами и фаунами, то есть к предмету, охватывающему всю ботанику, всю зоологию, всю палеонтологию и многие другие отрасли естествознания. Исследовать по всем этим наукам всякие вопросы, какие подвернуться под перо, - исследовать каждый из них монографическим, исчерпывающим способом работы – сообразно ли это с числом лет, какие может прожить на свете самый долговечный человек, разумно ли это, и того ли требуют правила научной работы, тождественной с законами рассудка? […]
Правила научной работы говорят: если ты взял предметом труда что-нибудь очень широкое, многосложное, сосредоточивай все свои силы на разъяснении основных вопросов, не отвлекайся от них ничем, иначе не достанет у тебя ни времени, ни сил заняться ими, как должно. […]