Таким образом, мы приходим к ранее полученным выводам: любая реальность виртуальна (говоря классически — идеальна), ибо она существует только в сознании, конструируется им и получает от него свои правила игры и свою интерпретацию. Способ, каким сознание проделывает всё это, также уже упоминался, — это язык. Но всё же, можно ли быть хоть каким-то образом невольником ВР? Безусловно, если полагать её данной извне и существующей независимо от тебя, её воспринимающего; безусловно, если считать её единственной, игнорируя возможность других ВР, заставляя себя не замечать их (что, как известно, приводит к психозам и неврозам, то есть к потере целостности); безусловно, если пребывать в уверенности, что твой язык жёстко связан с одной реальностью, демонстрируя тем самым «объективный порядок вещей».
3). Остаётся, коль скоро речь у нас идёт преимущественно о КВР, вопрос о искусственном (компьютерном) интеллекте. Ведь можно вообразить его настолько развитым и всемогущим, что он окажется тем самым сознанием, одна-единственная ВР которого станет для наших сознаний ментальной тюрьмой, заточением в ВР без возврата и альтернативы, против нашей воли. Допустим. Однако сущность сознания такова, что оно или должно быть полностью подавлено (что означает животную эмоциональную жизнь, простейшие реакции, полное отсутствие рефлексии) и тем самым уничтожено (реальность не интерпретируется, стало быть не признаётся за таковую, будучи сведённой к хаотичному набору ощущений, каждое из которых напрямую ведёт к соответствующей реакции: голод → утоление и т.д.); или будучи частично стеснённым, быстро находит пути вытеснения неудобной помехи на периферию сознания с последующим его игнорированием. Такое вытеснение становится в создаваемых сознанием ВР частью правил игры — нечто вроде табу. Искусственный разум оказывается теперь элементом человеческой реальности, хотя исходная посылка была совершенно обратной. Иначе говоря, или сознание человека и искусственного интеллекта абсолютно неравноценны, несоизмеримы и несопоставимы, и тогда об какой-либо угрозе порабощения говорить бессмысленно, либо они сопоставимы и тогда каждое включает другое в свою реальность как частный элемент.
Впрочем, то, что КВР не угрожает сознанию, совсем не означает отсутствия подобной проблемы в случае с человеческим обществом, поскольку последнее — гораздо более нестабильно, относительно, не обладает внутренним единством и трансцендентальной субъективностью. Социум как совокупность различных и зачастую несовместимых ВР есть малая, но вполне действующая модель «реальности вообще», которая в своей абсолютности прежде всего абстрактна. Поэтому социум излишне (с точки зрения отдельного сознания, ищущего простые реальности) динамичен, хаотичен, сложен. Подмена такой «неудобной» системы относительно простой и понятной КВР и будет квалифицироваться нами как порабощение общества, его виртуализация и замещение излишне упрощёнными, элементарными моделями поведения. В качестве примеров таких моделей можно привести обеднённый язык чатов и SMS, геймерская практика «save/load» (изображённая в знаковом фильме последних лет «Беги, Лола, беги!»), сиюминутный характер интернетовских сайтов и веб-логов и проч. В основе всего этого находится толкование любых процессов и объектов как образов, за которыми уже ничего более не стоит. В этом случае мы имеем дело уже не с символами, которые всегда были проводниками в иные реальности, но с симулякрами, всего лишь подменяющими друг друга. Здесь необходимо рассмотреть попристальнее, как интерференция компьютерных симулякров и массовой глобализации приводит к невиданной ранее опасности замещения сложноцветущей и динамичной структуры социума статичной и примитивной моделью одной-единственной ВР. (Излагается по [2]):
О виртуализации применительно к обществу можно говорить постольку, поскольку общество становится похожим на ВР, то есть может описываться с помощью тех же характеристик. Виртуализация в таком случае — это любое замещение реальности ее симуляцией/образом — не обязательно с помощью компьютерной техники, но обязательно с применением логики виртуальной реальности. Эту логику можно наблюдать и там, где компьютеры непосредственно не используются. Например, виртуальной экономикой можно назвать и ту, в которой хозяйственные операции ведутся преимущественно через Internet, и ту, в которой спекуляции на фондовой бирже преобладают над материальным производством. Виртуальной политикой можно назвать борьбу за власть и посредством агитации с помощью web-страниц или пресс-конференций в Internet, и посредством рекламных акций в телестудии или на концертной площадке. Определение социальных феноменов с помощью понятия виртуальности уместно тогда, когда конкуренция образов замещает конкуренцию институционально определенных действий — экономических, политических или иных. Социальное содержание виртуализации — симуляция институционального строя общества первична по отношению к содержанию техническому. Общее представление о феномене замещения реальности образами позволяет разрабатывать собственно социологический подход: не компьютеризация жизни виртуализирует общество, а виртуализация общества компьютеризирует жизнь. Именно поэтому распространение технологий виртуальной реальности происходит как киберпротезирование. Оно вызывается стремлением компенсировать с помощью компьютерных симуляций отсутствие социальной реальности. Перспектива того, что отношения между людьми примут форму отношений между образами, и есть перспектива виртуализации общества.
Социальные институты виртуализируются. Их нынешнее существование вполне адекватно описывается тремя характеристиками ВР: нематериальность воздействия, условность параметров, эфемерность. Эффект следования институциональным нормам достигается за счет образов — симуляций реальных вещей и поступков; образы стилизуются в зависимости от того, как трактуется участниками взаимодействия институциональная принадлежность ситуации взаимодействия; выбор (и борьба за право выбора) институциональной принадлежности превращает каждый отдельный институт в периодически "включаемую" и "выключаемую" среду/контекст взаимодействия. Институциональный строй общества симулируется, а не ликвидируется, так как он, сохраняя атрибутику реальности, служит своего рода виртуальной операционной средой, в которой удобно создавать и транслировать образы и которая открыта для входа/выхода. В этом смысле современное общество похоже на операционную систему Windows, которая сохраняет атрибутику реальности, симулируя на экране монитора нажатие кнопок калькулятора или размещение карточек каталога в ящике. Сохраняется образ тех вещей, от реального использования как раз и избавляет применение компьютерной технологии.
Виртуализируясь, общество не исчезает, но переопределяется. Компьютерные технологии и, прежде всего технологии ВР, вызванные к жизни императивом рационализации общества, оказались наиболее эффективным инструментарием его симуляции. И теперь императив симуляции ведет к превращению компьютерных технологий в инфраструктуру всякого человеческого действия и к превращению логики ВР в парадигмальную для этого действия. Действует императив виртуализации, своего рода воля к виртуальности, которая трансформирует все сферы жизнедеятельности, как они сложились в процессе модернизации. Таким образом определяется роль микропроцессорных технологий: они представляют собой инфраструктуру развеществления/виртуализации общества. Микропроцессорные технологии обеспечивают свободу входа/выхода как возможность для индивида уходить из-под сервиса-надзора социальных институтов. В этом смысле телефакс, избавляющий от сервиса-надзора такого социального института, как почта, обеспечивает "распочтовывание". Ксерокс и принтер — "растипографирование", видео — "раскинематографирование", персональный компьютер — "разофисирование"... Но главное средство развеществления — это Internet, интегрирующий все микропроцессорные технологии в глобальную сеть, и именно концепция виртуализации общества позволяет понять, почему Internet развивается так бурно. Сеть позволяет избавить коммуникации от сервиса-надзора основных (и любых) социальных институтов и расширяет практику неинституционализированных взаимодействий. Internet — это средство и среда существования без/вне общества, если общество трактовать в традиционном для социальной теории ключе как систему институтов. Общество как система, то есть как нормативная структура, не функционирует в процессе коммуникаций, осуществляемых через Internet. Справедливости ради следует сказать, что с институциональной структурой Internet все же связан сложным образом. Можно отметить четыре момента:
1) Internet как техническое средство реализует коммуникативные функции социальных институтов. Именно Сеть обеспечивает функционирование государственных и научных учреждений США на протяжении примерно двух десятилетий после создания в самом начале 1970-х гг.;
2) Глобальным и историческим социокультурным феноменом Internet стал только тогда, когда через Сеть хлынули потоки неинституционализированных, неподконтрольных обществу коммуникаций;
3) Неинституциональность коммуникаций, осуществляемых в Internet, служит причиной постоянных конфликтов, в основе которых уход пользователей — хакеров, киберпанков и просто обывателей — из-под сервиса-надзора социальных институтов;