Знания о мире имплицитно, не в полном объеме, находят отражение в толковом (языковом) словаре, однако в нем не отражается социально-детерминированный опыт, мотивы и установки личности, идеологически значимые для общества ценности и предпочтения и т.д. Воплощением суммы знаний, по Ю.Н. Караулову, становится в конечном счете вся культура, все продукты цивилизации, каждый артефакт, каждый природный феномен, ставший объектом познания. Жизнь знаниям дается гносеологическим усилием. Поэтому без гносеологии нельзя восстановить тезаурус, а без учета тезаурусного уровня (системы организации знаний) мы не в состоянии описать языковую семантику.
Ю.Н. Караулов выделяет три уровня организации языковой личности: высший–гносеологический (познавательный), тезаурусный (уровень организации знаний о мире) и семантический (языковой) - и предлагает решить таким образом проблему взаимосвязи языковых и познавательных структур. Ученый вводит термин «промежуточный язык», который «прямому наблюдению не дан, у него нет словаря и текстов на нем тоже нет <…> его надо реконструировать», а также подчеркивает, что «в любом, даже элементарном речевом акте всегда проявляется взаимодействие всех трех уровней организации языковой личности – семантического (ассоциативно-вербальная сеть), лингво-когнитивного (тезаурус) и прагматического» [Караулов 1987: 189].
Связь лингвистики с логикой имеет давнюю историю, но, как отмечает Ю.С. Степанов, начиная с последней трети XIX века, она стала ослабевать в силу того, что суть ее полагалась в сходстве содержания логических форм мышления и форм языка. По мере того, как науками вскрывалось именно несходство в содержании этих форм, лингвистика продолжала удаляться от логики. Однако парадокс в том, что уже с 30-х годов XX века лингвистика и логика стали сближаться с другой стороны – на основе понимания языка «как формы». Обе науки понимались как «науки о форме» и обнаруживали большие сходства в методе анализа. «Центральное место занимает здесь вопрос о формах языка и формах мышления, а вопрос о содержании становится в зависимость от решения вопроса о формах и вопроса о методах описания форм. В рамках этой проблемы выявился целый ряд общих для логики и языкознания категорий: оппозиция <…>; дихотомия и бинарность; понятие классификации; исчисление системы; импликация, конъюнкция и другие операции; категории осуществимости и бесконечности <…>. С другой стороны, в последние годы поновому встала проблема соотношения содержания языковых форм и логических форм, или проблема языковой и логической семантики» [Степанов 1975: 34-35].
Наибольшее влияние оказали на лингвистические исследования Дж. Ст. Милль, Г. Фреге, Ч. Пирс, Р. Карнап, Х. Патнэм, С. Крипке. О плодотворных результатах, добытых логиками, свидетельствуют работы Н.Д. Арутюновой (19731980) и ее учеников.
По мнению Ю.С. Степанова, все современные контакты логики и лингвистики сделали совершенно очевидным, что совпадение теоретических понятий обеих наук – положительный фактор, что когда какое-либо понятие лингвистики, одноименное с логическим или параллельное ему, все же отличается от него, целесообразно уточнить его и максимально приблизить к логическому (если, конечно, специфика языка не препятствует этому. Однако, как отмечает Ю.Н. Караулов, «вопрос о соотношении логических и языковых понятий <…> во многом остается неясным. С одной стороны, есть тенденция отождествить языковое понятие со значением слова, с другой стороны – приравнять его к семантическому полю» [Караулов 1976: 61]. Ученый указывает на отсутствие систематического, полного рассмотрения проблемы. Отдельные наблюдения <имеются> в работах Вайсгербера, в книгах Левковской, Степанова, Апресяна и др. Языковые понятия отличаются от логических прежде всего тем, что они не имеют универсальной значимости (Вайсгербер) и в большей степени обусловлены субъективными и эмоциональными моментами. Языковое понятие – «это обобщенное, абстрактное знание о действительности», сближающееся со значением (Степанов), это своеобразная «рабочая формула» (Arbeitsformeln) в постижении действительности с помощью родного языка (Вайсгербер). Языковые понятия соотносятся со «здравым смыслом», обладают свойством, которое иногда называют «само-собойразумеемость» (affidence) или «естественность». Наконец, лексические понятия обнаруживают постоянную тенденцию к сближению с научными, или логическими понятиями, «никогда не совпадая с ними» (Степанов, Итон).
В последнее время исследователи все чаще высказываются о том, что естественный язык не укладывается в рамки логического анализа. В частности, отмечается, что в языке, прошедшем многовековой путь развития, запечатлелся и дологический этап становления человеческого мышления и языка (Караулов). Кроме того, язык оказался алогичен во многих своих проявлениях и на разных уровнях своей организации (Худяков).
Приводя перечень «недостатков» естественного языка, составленный немецким логиком В. Зегетом (которые Зегет предлагает искоренить!), А.А. Худяков отмечает, что данный перечень с легкостью может быть дополнен. «Эти особенности языка, служившие основанием для упреков в его несовершенстве, в рамках современной лингвистической парадигмы осознаются как неслучайные, значимые и содержательно наполненные», - пишет он, ссылаясь на М.В. Никитина [Худяков 2000: 35]. Причина заключается в том, что традиционная формальная логика в наиболее завершенном виде – это математическая логика, а степень ее отвлечения от содержательной стороны мышления такова, что для возврата к «исходной точке» требуется специальная процедура, называемая интерпретацией [Свинцов 1987: 17].
Естественный язык проявил «неуступчивый характер» в следующем:
1. Слова незаметно меняют значение. 2. В естественном языке бывает, что одно слово одновременно обозначает различные предметы либо различные слова имеют одно и то же значение. 3. Значение слов естественного языка часто бывает расплывчатым, неопределенным. 4. Грамматические правила в логическом смысле не всегда совершенны.
А.А. Худяков добавляет к этому списку способность языка к трансформациям, перефразированию, тавтологии, плеоназму и т.д. Кроме того, исследование семантики, по словам А.А. Худякова, «было сведено логиками аналитической школы к анализу условий истинности пропозиции, выраженной в высказывании», но язык и здесь «проявил неуступчивость»: оказалось, что люди могут делать правильные по логической форме, но ложные по сути суждения.
Парадокс, заключающийся в одновременной истинности/неистинности художественного произведения, привел к теории семантики возможных миров (И.Д. Скот, Г.В. фон Лейбниц, С. Крипке, Р. Монтегю, М. Крессвелл), которая оказалась иррелевантной для лингвистики, т.к. в языке не существует формальных маркеров, позволяющих отличать истинные высказывания от ложных.
Анализируя проблему применимости логических подходов и методов к анализу естественного языка, А.А. Худяков считает справедливой мысль В.В. Петрова и В.Н. Переверзева о том, что «не только логика предикатов, но и вообще никакая другая логика не может охватить все бесконечное и постоянно меняющееся разнообразие обстоятельств употребления языковых символов» [Худяков 2000: 37].
Проявлением логической природы языка многие ученые считают дихотомичный, бинарный принцип его структурной организации, однако и эта точка зрения подвергается в последние годы серьезной критике.Все это привело ученых к мысли, что человек способен не только к рациональному мышлению. Возможно мышление без логики. На алогичную природу концептуальных сущностей, составляющих каркас мышления и естественный субстрат категории языка указывают П. Джонсон-Лэрд, Т. Виноград, Ф. Флорес.
Итак, знаки языка непосредственно отражают не объективный мир, а нашу концептуализацию этого мира
(Вежбицкая, Селиверстова, Худяков). Как отмечает Ю.Н. Караулов, «содержание понятия и значения слова связаны между собой, но эта связь в семантических исследованиях не всегда эксплицируется. <…> неоднозначность <…> слова – при семантико-синтаксическом подходе описывается при помощи толкований, в которых отражаются специфические для каждого значения валентности и способы их заполнения. Эти и другие, ставшие традиционными, подходы не ставят себе целью ответить на вопросы, как и почему происходит изменение значений у данного слова, как они между собой связаны и каким образом все они вместе формируют единый концепт <…> случайны или закономерны выражаемые словом новые смыслы и какое воздействие они оказывают на концепт в целом» [Караулов 1976: 8].
Подобные вопросы характеризуют когнитивный подход к анализу языка, который заключается в выявлении, объяснении и предсказании процессов категоризации и концептуализации, явно или неявно отражающихся в языке и потому реконструирующихся в виде понятийной системы. Эта понятийная система несет заметный отпечаток человеческого опыта.
Когнитивный взгляд на семантику можно вкратце охарактеризовать следующим образом. Значение при когнитивном подходе «приравнивается к концептуализации, которая включает в себя как устоявшиеся, так и новые концепты» [Худяков 2000: 40]. Когнитивисты отказываются проводить четкую разграничительную линию между лингвистическими и нелингвистическими
(энциклопедическими) знаниями. Существование четкой границы, по Лангакеру, было признано только на методологической основе, ибо только такой подход позволяет описать семантическую структуру и вообще лингвистическую структуру как самодостаточную систему, пригодную для алгоритмического формального подхода. «Лангакер не видит никакой априорной причины принять реальность дихотомии семантика/прагматика. Вместо этого он принимает энциклопедическую концепцию лингвистической семантики, элиминируя, таким образом, границу между нашим лингвистическим и экстралингвистическим знанием сущности, обозначенной словом. <…> Гораздо более реалистичным ученый полагает постулирование градаций «центральности» в спецификациях, составляющих наши энциклопедические знания. На уровне когнитивной обработки центральность может быть эксплицирована как вероятность того, что определенная спецификация будет активирована в конкретном случае употребления слова» [Худяков 2000: 41]. Именно когнитивнопрагматический подход к семантике делает ее изучение задачей собственно лингвистической <…>, позволяет в собственно лингвистических терминах описать концептуальный субстрат языка.