В центре романа Л. Леонова — сцена, даже арена: цирк, игра, кинематограф, а главное лицо на сцене — маг Дымков, здесь же иллюзионист Дюрсо, режиссер Сорокин, потенциальная актерка Юлия.
Каким-то краем художественного сознания и слова Л. Леонов соприкасает свой роман с близким и родственным ему искусством Серебряного века — с его словесной чарой.
«Пирамида», с ее чертовщиной, непозволительными играми с дьяволом, нечистыми духами, крупными и мелкими бесами, — это живой и естественный отросток той эпохи. По роману видно, что связь оказалась необорванной.
Тут же мы находим и еще один поясняющий намек автора на то, о чем, собственно, будет поведано в разворачивающемся романе: булгаковское рассуждение об истории.
История понимается Булгаковым как духовный опыт, в котором все участвуют, который накапливается, протекает "вчера", сегодня, сейчас.
Частная, казалась бы, история на Патриарших имеет отношение к центральному событию мировой истории, к постановке вопроса о вере и безверии; выбор между вульгарным прагматизмом и действительностью идеи.
Кто управляет жизнью человеческой - центральная для Булгакова проблема. Суть концепции автора такова: провидение, божественный "умысел" - лишь драматург, а не демиург истории. Другими словами, оно лишь "задает" ситуацию, но не определяет поведение в ней человека. Обстоятельства предписаны людям свыше это так, но вести себя в них можно по-разному. Человек найден свободной волей, возможностью выбора - оттого он и властен, изменить ситуацию в дальнейшем.
В споре Иешау с Пилатом видимая беспомощность «бродячего философа» опровергается его свободно совершаемым выбором между жизнью, за которую нужно заплатить сокрытием истины, - и смертью. Предупрежденный о последствиях своих речей, он тем не менее не отрекается от выношенных убеждений. И в этом смысле, в самом деле, управляет своей жизнью он, а не Пилат.
Напротив, отказавшись от подобной свободы выбора, могущественный прокуратор как бы утрачивает масштаб личности.
Обратим внимание на то, каких именно героев у Булгакова становится возможным "разъяснить"? Возможно - предугадать поведение Берлиоза, близкую смерть вора-буфетчика. «В клинике - Первого МГУ». Возможно - с легкостью направить в нужное русло действия известного учреждения, - чтобы не понравившийся Воланд Никанор Иванович не смог более попасться ему на глаза. Не трудно предсказать и действия Римского и Лиходеева.
Иначе обстоит дело с центральными персонажами романа. Непредсказуема в своем порыве милосердия Маргарита, озадачившая самого дьявола, невольно «уступившего» ей доброе дело /прощение Фриды/ и тем самым на мгновение будто бы подчинившегося Маргарите. Непредсказуем и вызволенный из дома скорби Мастер, к несчастью, сломанный, утративший интерес к творчеству и не принимающий советы дьявола, например, предложение «описать хотя бы Алоизия Могарыча».
Все это имеет прямое отношение к концепции человека как свободно проявляющей себя исторической личности. Кстати, та же концепция выявляется и в других произведениях Булгакова.
В «Пирамиде» использован характерный для Л. Леонова способ косвенного отражения действительности, воспринятый у великого предшественника Ф. Достоевского.
В центре произведения — история опального священника Матвея Лоскутова, который преследуется за веру, терпит нужду и лишения. Судьбы его близких: жены, дочери Дуни и сыновей Вадима и Егора — составляют центральный узел романа. Однако частная жизнь перерастает в судьбу народную, становится отправной точкой для рассмотрения ключевых вопросов ХХ века: веры и атеизма, гуманизма и тирании, будущего России и современной цивилизации.
Маленький «домик со ставнями» на кладбище, в котором обитает семейство Лоскутовых, оказывается на пересечении земных и космических конфликтов, становится местом противостояния добра и зла, надежды и отчаяния, страха и человеческой стойкости. Разрастающийся конфликт втягивает в свою орбиту Хозяина Кремля, посланца небес Ангела Дымкова, резидента дьявола на Руси Шатаницкого, деятелей культуры и искусства.
События романа формально прикреплены к 1940 году, но по сути охватывают весь ХХ век России с его социальными экспериментами, жестокими испытаниями, невосполнимыми утратами.
Жанр «Пирамиды» писатель определил как «роман-наваждение в трех частях» . По традиционной классификации он может быть обозначен как философско-социальный роман, вобравший в себя художественные новации ХХ века: мифологизм и поэтическую условность, углубленный психологизм и иронию, интеллектуальный подтекст и мистификацию происходящего.
С первых страниц романа открывается тема «размером в небо и емкостью эпилога к Апокалипсису» [9, 11]. Писатель стремится уточнить «трагедийную подоплеку и космические циклы Большого бытия…, чтобы примириться с неизбежностью утрат и разочарований…» [9, 11]. Эта тема, по признанию автора, позволит в финале «определиться на циферблате главного времени — откуда и куда мы теперь — …, раскроет логический финал человеческого мифа» [9, 20].
Тема «русской Атлантиды», то есть искупительной жертвы, призванной исчезнуть, оставив после себя поэтический миф, стала частью общей темы романа: судьбы человечества.
Сюжетная конструкция «Пирамиды» включает в себя три уровня: конкретно-исторический (семья Лоскутовых, Сорокин, Юлия и Дюрсо Бамбалски и др.), философско-научный (версия мирозданья, механика Вселенной) и мифологический (апокриф Еноха о размолвке Начал и генетическом противоречии человека). Соотнесенность их позволяет рассмотреть судьбу отдельного человека в широком контексте (от частной жизни до Космоса, от истоков земной цивилизации до ее катастрофы), увидеть в божественном творении средоточие борьбы Добра и Зла. Наличие трех планов дает возможность в пределах реалистического мышления совместить свободу условности с точной социально-психологической мотивировкой и исторической достоверностью. Леонов варьирует разные уровни сознания (начала 40-х годов, 70-е годы, последнее десятилетие ХХ века), окрашивает повествование горькой иронией и сарказмом.
«Пирамида» — роман еретический по сути. Но еретический не в узком специфическом смысле (как извращение христианских истин), а в широком общеупотребительном, которое Горький вкладывал в это понятие применительно к себе: строптивый, непокорный, недоверчивый к бытующему мнению, готовый проверить его правоту своим умом. В «Пирамиде» господствует взыскательная м ы с ль автора, которая стремится понять непознанное, проникнуть в сокрытое, преодолеть преграды, удерживающие ее от вхождения в сферу запретного. Мысль Леонова — не просто орудие или инструмент писательского интеллекта. Она — главный и всепроникающий герой романа, а все остальное как бы сопутствующий антураж и живописное оформление.
Дерзость романа в том, что в нем поставлена под сомнение перспективность замысла Творца: создание человека и признание его богоподобным. Интерпретируя древнее предание, автор допускает, что в споре о человеке дьявол способен побудить Творца смести людей с планеты их собственными руками, чтобы прекратить затянувшуюся тяжбу.
Писатель приводит в романе аргументацию, направленную на дискредитацию человека и попытку его идеализации. В «Пирамиде» человек испытывается на разрушение на пределе возможного. Притом участником испытания становится и автор, который подвергается искушению сил, враждебных человеку, втягивается в эксперимент и участвует в нем наравне с другими. Мысль автора, устремленная к поиску истины, не признает никаких ограничений и устоявшихся представлений, подходит в своем анализе к пределу доступного человеческому разумению и заглядывает в бездны, рождающие чувство безысходности и отчаяния.
Человек рассматривается как основная причина всех распрей на Земле и на Небесах. Мысль автора о том, что зло приходит не извне, что оно в нас самих и порождено несовершенством п р и р о д ы человека, развернута в романе многогранно и обстоятельно.
Дерзость романа и в том, что автор позволяет себе высказывать сомнения в истинности замысла Творца. Перед героями «Пирамиды» встает вопрос: «Что делать дальше? Можно ли существовать без Бога на земле?». Над этим вопросом задумывались многие философы, художники и приходили к мысли, что обезбоженное человечество опасно и непредсказуемо в своем развитии. Леонов видит спасение современников и потомков в нравственном поведении.
Есть ценные признания писателя о движении к этой теме и усложнении взгляда на нее: «В первой редакции я хотел ударить по атеистам, а замахнулся на Бога… В романе я привел читателя к цитадели на горе. Там Бог. Что делать? Надо штурмовать и идти с открытыми объятьями, потому что в детей не стреляют» [9,206]. Заметим противоречие: «штурмовать» — то есть требовать — и одновременно надеяться на милосердие: «в детей не стреляют». Отсюда столь осторожное обозначение жанра: «роман-наваждение»; это как бы извинение автора за свою дерзость, за то, что он позволил себе так думать и ставить столь опасные вопросы.
Авторское предисловие к роману корректирует жанровое определение, снимает сомнения писателя. Оно напоминает, что время, отпущенное человечеству для выбора пути, истекает. Перспектива цивилизации в нем определена жестко, без малейшего намека на ерничество, иронию или замаскированность. Во вступлении говорится «о нарастающей жути уходящего века» [9, 26 ] и «возрастном эпилоге человечества»[9,78]. Неумолимость этого процесса Леонов соотносит с космическими явлениями: «стареют и звезды»[9,184].
Авторское предисловие написано в самом конце (21 марта 1994 г.), когда текст романа уже три месяца находился в наборе. За два дня до подписания романа в печать (24. 03. 94), когда была готова и проверена корректура, автор представил данное предисловие. Оно являло собой итоговое резюме Леонова, взгляд на основную мысль романа после его завершения.