Поэтому, даже самые талантливые стихи эмиграции выглядят довольно образно и, в некоторой степени, даже законсервировано. То же самое можно сказать и о стихах Перелешина в частности.
Здесь приходит время обратиться к следующей части нашей работы, чтобы обговорить этот аспект более детально.
2.2 влияние постсимволизма на раннюю лирику Перелешина
Мастерство Перелешина складывалось не без влияния русского акмеизма, но это было, скорее всего, формальное влияние, касающиеся "построения" стиха, адамизм же Гумилева, как он сам признавался позднее, ему был чужд. Эту же мысль он высказывал и раньше в одном из писем, в котором, в частности, отмечал: "Начал я ученичеством у Гумилева, считал себя акмеистом (но не "адамистом"), а с 1967 года, когда Мэри (Ю. В. Крузенштерн-Петерец) втолкнула меня обратно в литературу, стал постепенно отходить от чистого акмеизма. Однако, в форме пошел даже дальше Гумилева. Запретил себе неточные рифмы и прочие вольности. Из Иваска (или через него от кого-то другого) воспринял учение о благозвучии: и как теперь легко стало писать!... "./6,c.149/
Для нас это откровение "позднего". Перелешина интересно
еще и тем, что оно является откровенным свидетельством эстетического и формального "довления" одного из значимых нереалистических течений начала XX века над поэзией писателей, чье творчество начинало складываться в 30-40-е годы (независимо от политических взглядов и пребывания их в метрополии или в зарубежье). Одним из таких писателей был глубоко чтимый Перелешиным А. П. Ладинский (1896-1961) - поэт-постакмеист, продолжающий в своем творчестве традиции петербургского "Цеха поэтов". Известно, какое влияние оказали футуризм и акмеизм на дальневосточную эмигрантскую поэзию, но высказывание Перелешина позволяет делать определенные выводы при анализе его произведений "китайского" периода творчества, соотнося их с образной системой акмеизма и поэзии Н. Гумилева, как организатора и теоретика этого течения.
Для Перелешина, вероятно, даже название его первого сборника этимологически восходило не к китайскому "Дао" - Путь (что может, и было бы естественно в окружении китайской культурной языковой среды), а к первой же книге стихов Гумилева "Путь конквистадоров", в свою очередь, как известно, созданную под влиянием творчества В. Я. Брюсова.
Здесь даже можно сравнить сонет Гумилёва «Я конквистадор…»
С сонетом Перелешина «Двойник».
Я римлянин и мой отчётлив шаг…
/5,с.26/.
Таким образом, в поле нашего зрения оказывается художественная система символизма. Именно поэтому достаточно высокая оценка, данная первому поэтическому сборнику В. Перелешина, во многом относится к уже прошедшей испытание временем поэтике А. Блока. В. Брюсова, Н. Гумилева (позднее появятся другие любимые образцы). Это, конечно же, не значит, что сборник "В пути" в целом получился подражательным, что не раз случалось в истории поэзии. Но то, что опыт автора, жизненный и творческий, навеян литературой и желанием "соответствовать", несомненно для самого доброго критика.
Однако, очевидное влияние первого поэтического сборника Н.Гумилева, где главенствует образ «конквистадора в панцире железном», «шествующего над пропастями и безднами», трансформируется у Перелешина в иное чувство и мироощущение. Лирический герой Перелешина находиться в вечном конфликте с самим собой и окружающим его миром. Словно полемизируя со своим учителем, Перелешин переносит акцент на отсутствие романтизма в серой и скучной жизни тех кто «таясь по кабинетам, под гнетом умных и тяжелых книг», пытается вымолить у прежней музы вдохновение. Лирический герой здесь так же выступает от имени целого поколения, остающихся лишь "кондотьерами" - наемниками у истинно живого чувства.
Открывающее сборник стихотворение "Вечный Рим"(1932)/1,c.3-4/ можно считать данью уважения к гению А. Блока, но в то же время оно вполне самостоятельно в понимании одной из главных тем любого талантливого поэта - темы родины, России.
Религиозный взгляд на судьбу России в лучших традициях русского символизма у Перелешина раскрывается через Противопоставление "растленной Москвы" и "богоборческого Петербурга" "вечному Риму", откуда Божья милость дышала "благодатью на Город и Мир" (за этими строчками словно бы читаются "Urbi et Orbi" В. Я. Брюсова).
Отошло от растленной Москвы,
Отошло от тебя в бездорожье
По сугробам полей снеговых?
И бесовским прославили хором
Завыванья ботнических пург
Без Исаакиевского собора
Богоборческий Петербург.
Однако, эпически заявленная в самом начале сборника тема России, в дальнейшем не получает своего развития и звучит лишь опосредовано. Ведущими темами становятся творчество, философские размышления о любви, о призвании, о смысле бытия и Божественного промысла. Неслучайно уже в этом сборнике ясно прослеживаются богоискательские мотивы, которые более четко определятся во втором сборнике "Добрый улей", подписанном кроме основного псевдонима еще одним "Монах Герман". Перелешин так напишет об этом и о дальнейших своих "духовных" исканиях: "Не случайно линия поисков соприкосновения с миром запредельным впервые зазвучала в моем первом значительном стихотворении "Вечный Рим", возникшем у меня, когда мне было девятнадцать лет. Остались эти поиски и на все последующие годы. Принимали они разные формы от почти совершенной догматической чистоты до богоборчества, от веры до неверия со всеми промежуточными этапами сомнений, скептицизма, уклона то в гностицизм, то в буддизм, от "Крестного Пути" до почти шутливого "Апокрифа". Важно, что философская и христианская проблематика всегда меня волновала и, если не избегать затасканного словоупотребления, вдохновляла". /1,c.17/
Вторая книга стихов Перелешина "Добрый улей", как уже отмечалось, развивает темы и мотивы, намеченные в первом сборнике. Творческий псевдоним "Монах Герман" лишь повторяет принятое Перелешиным церковное имя Герман.
И здесь мы переходим к третьей части нашей работы.
3 КОНФЛИКТ ТЕЛА И ДУШИ КАК ОТЛИЧИТЕЛЬНАЯ
ОСОБЕННОСТЬ ЛИРИКИ ВАЛЕРИЯ ПЕРЕЛЕШИНА
Впервые эта тема звучит в стихотворении «Боль» (1934).
Как рассеченное насквозь колено
И каждый шаг – по лезвию ножа…
Где преступленье, грех, или измена,
Достойные такого правежа?
Но я молюсь и мой недуг телесный
И душу, что тоскует и болит,
Во сне святой Игнатий исцелит
Прикосновением руки чудесной:
Ведь некогда и он, ещё земной,
Со мною болью мучился одной.
/5,c.9/
Здесь эта тема звучит совсем ещё неопределённо, но уже в этом стихотворении начинают зарождаться истоки этого конфликта который, и определит, в итоге, динамику саморазвития лирического героя поэзии Перелешина.
Дабы коротко обрисовать ёе суть, скажу, что на примере проанализированных нами стихотворений Перелешина можно проследить постепенное движение от утверждения торжества духа над плотью, к сомнению в греховности земной любви, и, наконец, к отрицанию необходимости отречения от мира, возможности целиком понять его, его суть, устройство и предназначение.
В стихотворении «Мёд» лирический герой (монах) сравнивается с трудолюбивой пчелой, чьё предназначение заключается в следующем, -
…Запрятывай, как в соты,
В большую грудь свою
Земные все заботы,
Любовь земную всю…
/5,c.17/
В заключительных двух катренах возникает образ Пришельца – олимпийца, для которого, собственно и сберегается всё, что хранит в себе пчела. Во всём этом явно видится установка на служение Богу, как мистической силе, которая в любой момент может прийти на землю за тем «урожаем» который собрали «ловцы человеков». В стихотворении всё более глубокомысленно и метафорично, ловцы заменены пчёлами, но для человека знающего Библию всё достаточно прозрачно и ясно.
Далее, в стихотворении «Сердца»(1935года) мы видим, как конфликт начинает обостряться – лирический герой впервые открыто заявляет о своей любви.
На поле битвенном, как два бойца,
Встречаются неравные сердца.
Через края одно из них бурлит,
Другое голубем к нему летит,
Но отвергаемое вновь и вновь,
На снег по капле источает кровь…
О, алый голубь мой, распластан ты
Близ полнокровной этой тесноты…
/5,c.20/
Таким образом, становится понятно, что обычное, но столь властное земное чувство не обошло стороной монаха – аскета. В то же время, чувство это, было ещё и неразделённым, поэтому в данном стихотворении звучит оно особенно остро.
В следующих стихотворениях, всё чаще начинают звучать мотивы судьбы, предопределённости бытия, одно из таких стихотворений так и называется «Рок».
Всё рассчитано, взвешено, сжато
Неусыпно тебя берегут
Календарные верные даты,
Расписанья часов и минут…
...Нет, забудь об обрывах и скатах!
Ведь уж издавна так повелось:
У таких безупречных вожатых
Не летят поезда под откос…
… Ах, от мысли, что всё неуклонно, -
Мы как пленники, мир как тюрьма -
Короли оставляли короны
И Кассандра сходила с ума!
/5,c.23/
Лирический герой открыто заявляет о том, что всё предопределено. Сразу же возникает логический вопрос - Есть ли смысл с этим бороться?
В следующем стихотворении, а точнее сонете (Прошагаешь и ты как бывало), пессимистические настроения лирического героя всё более нарастают.
…Как будто бы намёк из далека,
Поймёшь и ты, что, верно, век свой длинный
Ты проведёшь за мудростью старинной,
Запрятанной в минувшие века…
Без гордости взгляни, о завсегдатай книжный,
Взгляни в глаза смешной своей судьбе:
Столетия довольно ли тебе?
/5,c.24/
Постижение мудрости, для лирического героя Перелешина, связано, прежде всего, с книжным опытом человечества, заложенным в церковных книгах, но что, как не утверждение невозможности постижения всей мудрости мира за краткий человеческий век, пытается высказать здесь лирический герой?