В январе 1994 года стало ясно, что дома не будет к переезду Солженицыных. Однако откладывать и дальше возврат в Россию невозможно, решили временно устроиться в городе. Солженицыны решают возвращаться в Россию круговым путём через Дальний Восток и Сибирь. Они поедут в спецпоезде в сопровождении компании Би-би-си, которой решили дать исключительное право на съёмку фильма о возвращении семьи на родину.
Весной 1994 года в доме Александра Исаевича наступила "эпоха укладки" - архивов, книг в сотни картонных коробок. Сыновья оставались доучиваться. Предстояло прощание с Америкой. С вермонтцами всё прошло очень тепло: Солженицын пришёл на их ежегодное городское собрание, искренне поблагодарил за терпеливое и дружеское соседство, передал им в библиотеку дюжину своих книг на английском языке. Вермонтцы подарили писателю мраморную плиту с выбитой сердечной надписью: что протягивают семье Солженицыных руки на прощание, а если они вернутся - то вновь протянут с дружеским приветствием.
С американской "элитой" на прощание пришлось давать интервью CBS, журналу "Форбс" - но они получились бесцветные, неинтересные. А кавендишское интервью разнеслось по всему миру - и посыпались отовсюду заявки на интервью. Но Солженицын теперь настроился разговаривать - с русскими и в России.
Возвращение на родину вермонтского отшельника предчувствовалось и ожидалось многими с самого начала перестройки и рассматривалось всеми сторонами как важный политический шаг, который должен был гарантировать (в том числе и западным партнёрам) необратимость демократических перемен. Солженицын действительно вернулся, но он совершенно не нуждался в прощении великой социалистической Родины. Именно потому он не приехал, пока СССР не развалился. Кроме того, он вернулся не в то пространство, откуда был изгнан, а в пространство принципиально новое - на стройплощадку новой государственности.
28 февраля 1994 года.
Граждане Кавендиша! Дорогие наши соседи!
Семнадцать лет назад на таком же вашем собрании я рассказал, как меня выгнали с родины, и о тех мерах, которые я вынужден был принять, чтобы обеспечить спокойную работу, без назойливых посетителей.
И вы сердечно поняли меня и простили мне необычность моего образа жизни, и даже всячески оберегали мою частную жизнь, за что я вам был глубоко благодарен все эти годы и завершающе благодарю сегодня! Ваше доброе отношение содействовало наилучшим условиям моей работы.
Я проработал здесь почти восемнадцать лет - и это был самый продуктивный творческий период моей жизни, я сумел сделать всё, что я хотел. Часть моих книг, те, которые в хорошем английском переводе, я сегодня преподношу вашей городской библиотеке.
Наши сыновья росли и учились здесь, вместе с вашими детьми. Для них Вермонт - родное место. И вся семья наша за эти годы сроднилась с вами. Изгнание - всегда тяжко, но я не мог бы вообразить места лучшего, чем Вермонт, где бы ожидать нескорого, нескорого возврата на родину.
И вот теперь, этой весной, в конце мая, мы с женой возвращаемся в Россию, переживающую сегодня один из самых тяжёлых периодов своей истории, период нищеты большинства населения и падения нравов, период экономического и правового хаоса, - так изнурительно достался нам выход из 70-летнего коммунизма, где только от террора коммунистического режима против собственного народа мы потеряли до 60 миллионов человек. Своим участием я надеюсь теперь принести хоть малую пользу моему измученному народу. Однако предсказать успех моих усилий нельзя, да и возраст мой уже велик.
Здесь, на примере Кавендиша и ближних мест, я наблюдал, как уверенно и разумно действует демократия малых пространств, когда местное население само решает большую часть своих жизненных проблем, не дожидаясь решения высоких властей. В России этого, к сожалению, нет, и это - самое большое упущение до сегодняшнего дня.
Сыновья мои ещё будут оканчивать своё образование в Америке, и кавендишский дом остаётся пока их пристанищем.
Когда я теперь хожу по соседним дорогам, прощальным взглядом вбирая милые окрестности, то всякая встреча с кем-либо из соседей - всегда доброжелательна и тепла. Сегодня же - и всем, с кем я встречался за эти годы и с кем не встречался, - я говорю моё прощальное спасибо. Пусть Кавендиш и его окрестности будут так же благополучны. Храни вас всех Бог.
Русский человек, готовый в любую минуту снова оказаться в тюрьме и даже принять смерть, неожиданно для себя попадает на Запад. Его встречают с ликованием и восхищением, он перемещается из застенков вот уже воистину в "новый мир", и каким бы стойким и независимым он ни был, чужбина не то чтобы меняет его сущность, но востребует иные душевные качества. После долгих странствий на поездах и самолётах, когда перед изгнанником лежал весь мир и он мог поселиться едва ли не в любой стране, в поисках и сомнениях, во взвешивании "за" и "против" Солженицын, отвергнув Европу, как слишком ненадёжную перед "драконовыми зубами СССР", и Канаду, как страну, "беспамятно спящую", останавливается на "немудрящей Америке".
Страну эту сейчас не бранит только ленивый. Исторический враг России, она нас и разрушала, и строила козни, и засылала агентов влияния. Она устанавливает в мире свой порядок - и кто станет оспаривать, что руками Америки делалось и делается множество уродливых вещей. Получается, что человек, который едва ли не глубже своих современников понял и выразил глубину русской трагедии 20 столетия, нашёл приют у гонителей России. И как к этому относиться? Солженицын сумел остаться в этой ситуации максимально честным. Его били и бьют - за каждое слово, не стесняясь никакой лжи; его обвиняли в том, что он подталкивает мир к продовольственной блокаде России и даже к войне, а он везде и всюду, в Америке особенно, без истеричности доказывал, что Россия и Советский Союз не одно и то же, как не одно и то же человек и его болезнь. Трудно сказать, насколько ему удалось этого добиться, скольких людей пробудили от спячки статьи "Жить не по лжи" или "Письмо к вождям", но очевидно, эти обращения не были напрасными.
Вся судьба Солженицына в изгнании построена на эффекте обманутого ожидания. Писатель обманывает Запад тем, что не даёт журналистам интервью (а это в глазах публики была практически его обязанность, своеобразная плата за гостеприимство и поддержку), не отвечает на многочисленные приглашения выступить и посетить важных лиц и высокие собрания. Он уходит в глубокую историю и умудряется вывезти свой русский архив, оскорбляет приютившую его Швейцарию тем, что, опасаясь мести КГБ, тайно покидает её. Наконец, возмущает, взрывает Америку Гарвардской речью. Обманывает других, но во многом оказывается обманутым сам в своих ожиданиях и постоянно возвращается в мыслях к своему прошлому: "Унизительное, контуженное состояние - что я все эти годы был рохля и осёл, вопреки всем моим навыкам жёсткого советского общества. Да и шут бы с ним, если бы я мог освободить душу и мысли для работы. Вот это и уничижает, что топит лужа, а не бурное море. Да ведь я был твёрд и даже весел в лагере, в тюрьмах, не сломался в раке, перенёс мучительное семейное испытание, - и всюду легко жил в нищете, привык к ней, а в условиях безбедного достатка меня раздражает, что никто ничего не жалеет, разбрасывает, бессмысленно тратит…". Поискам истины, отклонению обвинений в свой адрес и разъяснению своей позиции уделено в очерках изгнания очень много.
Но Солженицын сумел выбрать по отношению к Западу, будь то США, Канада или Европа, очень верный тон, который, может быть, задевал тамошнюю образованщину, но был понятен простым людям. В нём не было ни капли пренебрежения, ни ксенофобии, ни любопытства - но были спокойствие, уважение, внимание - и сознательное последовательное отстранение от любой попытки заставить его изменить себе. Для многих это было проявлением гордыни и высокомерия, для него - возможность сохранить себя. В отличие от всех без исключения современных эмигрантов, у Солженицына не найдёшь ни одного англоязычного слова - так что даже известное каждому советскому интеллигенту словосочетание "гринкарта" дано по-русски: "зелёная карточка".
Именно о сохранении русского на чужбине и идёт речь в очерках изгнания. И то, что Солженицын превратился в своеобразного старообрядца, не допуская никого из праздных и многих из непраздных людей на порог своего дома, было тоже неслучайно. Таковой оказалась внутренняя логика его жизни. Судьба Солженицына более всего удивительна тем, что за свою долгую жизнь он сменил невероятное количество ролей. От бесправного зека до властителя дум, от восходящей звезды советской литературы до изгоя, от очень преуспевающего по западным меркам, сумевшего сделать литературный бизнес, писателя до вермонтского отшельника. И материально безбедная заграница, подарившая дом (которого у него никогда не было на родине), и затворничество, и возможность плодотворно работать; счастливую семейную жизнь с детьми, за безопасность которых не надо бояться, а можно мирно учить их математике по дореволюционным учебникам; камень в виде коня, на который отец садится вместе с детьми и мечтает о возвращении в Россию - всё это должно было случиться в такой неслучайной судьбе, чтобы дополнить её до краёв. Зёрнышко не дало себя смолоть ни одному из жерновов. Человек, ставший героем своих собственных произведений, вернулся в страну, где всё началось снова - непонимание и предательство, разочарование и боль… Непробиваемая глухота, "аллергия" власти к рекомендациям выдающегося мыслителя по "обустройству" России в новых условиях, невосприимчивость и игнорирование острой и нелицеприятной критики действий политиков ельцинского периода за "безмозглые реформы, единственные результаты которых - нищета, небывалая демографическая катастрофа, разгул мафии, создание жестокого, преступного, зверского общества", заведомо предвзятое отношение определённой части общества к его идеям государственности стало причиной того, что всемирно знаменитый писатель, вернувшийся из вынужденной эмиграции, где его называли "вермонтским затворником", превратился в "московского затворника".
1. Энциклопедия для детей. Т.9. Русская литература. Ч.2.20 век. / Глав. ред. М.Д. Аксёнова. Москва: Аванта+, 2000.
2. Литература. Справочник абитуриента. / В.Е. Красовский, А.В. Леденев/ Под общей редакцией В.Е. Красовского. Москва: Филол. общ-во "СЛОВО", ООО "Издательство АСТ", 2000.
3. Всё обо всех. Т.9. Научно-популярн. Изд. / Г.П. Шалаева, Л.В. Кашинская, Т.М. Колядич, В.П. Ситников. Научный ред.В.П. Славкин. Москва: Филол. общ-во "СЛОВО", АСТ, 1998.
4. Солженицын и мы. Крушение идеократии. / А. Латынина. Москва, 1991.
5. Портрет на фоне мифа. / В. Войнович. Москва: "ЭКСМО", 2002.
6. Солженицын. / Нева. Ж. Москва, 1992.
7. Публицистика. Т.2. Ярославль, 1995-1997.
8. Бодался телёнок с дубом: очерки литературной жизни. /А.И. Солженицын/ Новый мир. Ж. Москва, 1996.
9. Угодило зёрнышко промеж двух жерновов. / А.И. Солженицын/ Новый мир.Ж. Москва, 2001.
10. Он не заслужил покоя. / Московский обозреватель. Ж. Москва, 1995.
11. Запад, коммунизм и русский вопрос. Полемика. / Москва. Ж. Москва, 1995.