Ухудшение экономического положения СССР, слабость горбачёвского правительства приводят к усилению стремления отдельных республик выйти из состава СССР. Страна вступила в полосу дезинтеграции. С весны 1990 года горбачёвская администрация заметно теряет инициативу и, вынужденная постфактум принимать происшедшие изменения, начинает их законодательные оформления. Вводится новая государственная должность - президент СССР. Третий съезд народных депутатов СССР в марте 1990 года избрал президентом М.С. Горбачёва. Переход на 1991 год в СССР шёл очень тревожно. В общем настроении глубокого падения очередным беспомощным шагом Горбачёва было проведение всесоюзного референдума в марте 1991года о сохранении СССР. Солженицын пишет: "Однако при расшатанной всей обстановке в стране - какую опору мог предоставить референдум? Как поверхностно провели его - так за полгода результат его и смыло. В феврале 1991 Давид Ремник, более других американских наблюдателей проникший в суть происходящего, - напечатал в "Нью-Йорк ревью оф букс": "Когда в статье "Как нам обустроить Россию" Солженицын написал, что Перестройка ничего не дала, - эти слова казались жестокими. А сегодня - похоже, что так". В конце мая 1991 года достиг нас телефонными путями из новосозданного МИДа РСФСР запрос: Ельцин (ещё тогда не избранный в российские президенты), спешащий в конце июня первым же своим визитом представиться Президенту США, хочет приехать часа на два ко мне в Вермонт. С такой прямотой - вдруг живая и требовательная рука из России протянулась ко мне. Из одного сердечного порыва не мог Ельцин затеять такую сложность - ясно, что из расчёта политического: выставить меня своим союзником против Горбачёва. Я понимал, что у всех деятелей, всплывших на перестройке, нет ощущения долготы исторической России, нет сознания ответственности перед протяжённостью Истории, - откуда набраться им в их партийном прошлом? Но издали Ельцин был мне симпатичен, и я верил, что в чём-то важном сумею его подкрепить. … А через несколько дней напряжение снялось: Ельцин не приедет в Вермонт, не помещается в график".
19 августа 1991 года произошло выступление консервативного крыла в высшем руководстве СССР. Солженицын переживал за Россию, ждал от Ельцина конкретных шагов на пути оздоровления России. Публичного восторга он не выражал, хотя этого многие от него ждали. Александр Исаевич написал Ельцину тревожное письмо, что "есть решения, которых не исправить вослед". Он считал себя вправе "крикнуть ему о главных опасностях момента: не признавать административных границ между отделившимися республиками за государственные! И не принимать в поспешности пособия от Международного Валютного Фонда!" В конце сентября от Ельцина пришло письмо в напыщенных тонах, с благодушными заверениями, что Россия - на верной дороге. И - ни слова в ответ по сути письма Солженицына. В этом же сентябре праздновалось 200-летие штата Вермонт. Александр Исаевич присутствует на праздничном параде в Кавендише. На церемонию приехал вермонтский сенатор и привёз Солженицыну личное письмо от президента Буша. Писателю пришлось отвечать на многочисленные телевизионные вопросы, среди которых со знаменитой американской деловитостью уже звучали такие: "Согласны ли вы на переход России к рынку?" Он отвечает: "Да, согласен. Но после 70 лет коммунизма и 6 лет проигранной "перестройки" - предстоящая зима, с возможной нехваткой продуктов, будет проверкой нового государственного порядка". А через несколько дней новый генеральный прокурор России объявил в Москве о снятии с писателя обвинения в измене родине: "За отсутствием преступления дело Солженицына аннулировано".
В октябре 1993 года в результате конституционного кризиса произошёл государственный переворот. В ходе противостояния между главой исполнительной власти РФ президентом Ельциным и законодательной властью, представленной Верховным Советом во главе с его председателем Хасбулатовым были исчерпаны все законные способы разрешения кризиса. Произошли вооруженные столкновения. Здание Верховного Совета на Краснопресненской набережной - "Белый дом" - подверглось танковому обстрелу. Множество людей погибло. Вечером 4 октября "Белый дом" был взят, руководство Верховного Совета арестовано. Официально погибшими считается 150 человек, оппозиция даёт более суровую оценку этим событиям, называя число в несколько тысяч убитых. Конституционный кризис был решён в пользу президента. Власть Советов на территории России прекратилась. Расстрел коммунистического парламента и оппозиции Солженицын воспринял как тяжёлый выход из тупикового мучительного двоевластия в России. Оценка им октябрьских событий: "…нынешнее столкновение властей - неизбежный и закономерный этап в предстоящем долголетнем пути освобождения от коммунизма… теперь, может быть, народ станет жить хоть немного лучше…" была дана в интервью Независимому Российскому телевидению. И накануне возвращения в Россию писатель назвал Верховный совет "сторонниками тоталитарной власти" ("Новый мир", 1994, № 7). Но тоталитаризм ли отстаивали защитники "Белого дома", который был согласен на одновременные досрочные перевыборы парламента и президента? И был ли "совершенно неизбежен и закономерен" расстрел танками людей, в большинстве безоружных, на основании незаконного указа? Конечно, надо переизбрать обе ветви власти. Но больше всего этого не хотела коррумпированная команда Ельцина - ведь многим пришлось бы отвечать перед судом. Главное: если парламент был плох, то расстрелявшие его "демократы" давно проявили себя как сила гораздо худшая, разрушительная и во внутренней, и во внешней политике - почему ей сопротивлялись многие люди, а не только парламент. Жаль, что эти перекрасившиеся "демократы", развалившиеся страну и разграбившие народное достояние, показались Александру Исаевичу меньшим злом. Впрочем, это неудивительно, если вспомнить, как освещался этот конфликт во всём мире: или "демократ" Ельцин, или - "коммунизм-тоталитаризм". Этим ложным предлогом ельцинская команда оправдала и удушение всей оппозиции. Поэтому слова писателя о "закономерном этапе" вызвали в патриотических кругах наибольшую критику. Как раз в тех кругах, на которые Александр Исаевич только и мог бы опереться в своих планах обустройства России. Уже гораздо позже, в России, Солженицын вспоминал: "Устойчивое отвращение к коммунизму заслонило мне тогда, что вели Ельцина вовсе не государственные соображения, а только жажда личной власти. Уличные расправы были жестоки беспричинно, а верней - террористически нагнать общий страх. Число погибших 4 октября 1993 года превзошло число жертв "Кровавого воскресенья" 1905 года, никогда не прощённого Николаю Второму. Но патриотическое крыло надолго вперёд не забыло мне моего заявления о неизбежности и закономерности".
С переходом на 1993 год Фонд Солженицына уже легально действовал в России. Через Минздрав США по пути защищённых отправок в Социально-правовую коллегию РСФСР шли посылки, затем они передавались в Фонд. Это были посылки старым зэкам, доживающим в нищете - лекарства, витамины, продукты. Фонд закупал консервы, растительное масло, сухофрукты, бельё, тёплую одежду, обувь - и из Америки шли целые контейнеры с сотнями тяжёлых коробок - В Москву, Томск, Владимир.
Ранней весной 1993 года началось строительство нового дома на пустовавшем участке в Троице-Лыково под Москвой. Стройка двигалась бурно всё лето и осень, но возникла полоса трудностей - и зимой, при первой же оттепели, по всей площади потекла крыша. Весна-лето 1993 года были последними для Солженицына в Вермонте. Он тщательно готовился к поездке в Европу для прощания, писал речи для герцогства Лихтенштейн и Вандеи. В Лихтенштейне, в Международной Академии философии Александр Исаевич читал речь по-русски, а Ермолай, заранее переведший речь, стоял рядом и озвучивал по-английски. Потом были Цюрих, Париж, провинция Вандея, поездку в которую Солженицын задумал ещё год назад. В Германии "почтительно озирали мы соборы Майнца, эту мрачную готику, любовались уютными уличками благоустроенных немецких городов - знакомились с древними камнями Европы и тут же прощались - а в глаза так и наплывали ждущие нас российские полуразорённые поля, укромные среднерусские перелески, деревянные переходы через ручьи и бревенчатые избы, далеко перестоявшие сроки своей жизни".