Однако, чем больше ему нравится общество Ирэн, тем более он сдержан и корректен — «самый прозаический, добрый дядюшка. Да большего он и не чувствовал — ведь он как-никак был очень стар. А между тем, если она опаздывала, он не находил себе места. Если не приезжала, а это случилось два раза, глаза у него делались печальными, как у старой собаки, и он лишался сна».
Он любил, и цветы пестрели ярче, запахи, и музыка, и солнечный свет ожили, не были только воспоминанием о том, что жизнь прекрасна.
«В восемьдесят пять лет мужчина не знает страсти, — размышляет писатель, — но красота, которая рождает страсть, действует по-прежнему, пока смерть не сомкнет глаза, жаждущие смотреть на нее».
Голсуорси, конечно, вспоминал, создавая «Интерлюдию», отца и его нежное чувство к гувернантке внуков и оправдывал задним числом перед близкими «эту странную дружбу». Тревога старого Джолиона — что делать, если у него «отнимут возможность видеть красоту», — несомненно, была подмечена сыном у Джона Голсуорси III.
У старого Джолиона вскоре отнимет эту возможность смерть. Умирает он незаметно для самого себя, впадая в сладкую дремоту. И вот уже не шевелится от дыхания пушинка на седых усах, и пес Балтазар, взвизгнув, вскакивает на колени к старику, севшему, чтобы умереть, в кресло под дубом, как в тот день, пять недель назад, когда началась его последняя любовь. И, быстро соскочив, пес начинает протяжно выть. Старый Джолион умер, не успев увидеть воплощенную красоту, которая уже «бесшумно» шла к нему по траве.
«Интерлюдия» была встречена хором похвал. Ее высоко оценили Д. Конрад и Т. Гарди.
Ада Голсуорси получила очень приятное и лестное для самолюбия писателя письмо от жены Томаса Гарди, Флоренс. Гарди очень берег зрение, и жена, как правило, читала ему все новые книги. Флоренс Гарди свидетельствует: «Было радостью читать ему это произведение («Пять рассказов».). Сначала я прочла сама. А затем он заставил меня прочитать все новеллы вслух, очень тщательно и медленно, по той причине, что, как он сказал, «это — Голсуорси».
Больше всего ему понравился рассказ «Цвет яблони», из-за свойственной ему поэтичности. Я же предпочитаю «Последнее лето» и новеллу «Стоик», из-за чудесных образов двух стариков. Джолион Форсайт — самый прекрасный персонаж этой книги, и теперь я могу читать «Собственника» без ужасного чувства отчаяния».
«Интерлюдия» явилась мостиком к новому повествованию о Форсайтах, и читатель вновь встречается с Сомсом и его двоюродным братом Джолионом Форсайтом, утратившим после смерти отца приставку «молодой».
«Идиллия» — так сам Голсуорси назвал новеллу — была прелюдией к роману «В петле» (1920), общий тревожный тон которого звучал уже в эпиграфе из «Ромео и Джульетты»: И переходят два старинных рода Из старой распри в новую вражду.
Этот эпиграф обещал, однако, не только новый взрыв личных страстей, горя, страданий, в нем звучало предупреждение: вековые «распри» тоже забурлят в котле общества с удесятеренной силой.
... Прошло 12 лет после смерти Босини и ухода Ирэн из дома Сомса — потому что она все-таки ушла в ту же ночь, когда молодой Джолион принес ей последний «сувенир» ее возлюбленного и Соме захлопнул перед Джолионом дверь своего дома. Деньги, оставленные Ирэн старым Джолионом, дали ей возможность безбедного существования и некоторое сознание независимости. В эти же 12 лет Соме, единственный из всех Форсайтов, стал еще богаче. Возрастали не только его текущий счет в банке, но и слава коллекционера живописи, которая, по ироническому замечанию автора, была основана не на пустой эстетической прихоти, а на способности угадывать рыночную будущность картины. Но Сомса все неотступнее преследует мысль о том, что нет у него наследника, а следовательно, некому будет передать накопленное и, значит, не для чего столь рьяно служить богу собственности. Соме решает жениться вторично, но для этого нужно получить развод. И он обращается к посредничеству двоюродного брата, «уже немолодого» Джолиона Форсайта, ставшего, по завещанию отца, попечителем Ирэн.
... Вернувшись тогда из путешествия по Испании, Джолион нашел отца мертвым и маленькую Холли в слезах, напуганную смертью деда. Познакомившись с завещанием, Джолион догадался о встрече, произошедшей в последние пять недель жизни отца. Теперь, уже овдовевший, часто сиживая под могучим дубом на месте, где умер старик, известный художник Джолион Форсайт раздумывает о жизни и смерти, любуется старым деревом, которое видело, наверное, «всю историю Англии» и все будет зеленеть, когда дом перейдет к его сыну и внукам. Это живая традиция. Дом, построенный двенадцать лет назад Босини, прекрасен. «И Джолион, в котором чувство прекрасного уживалось с форсайтским инстинктом продолжения рода, проникался радостью и гордостью от сознания, что дом этот принадлежит ему».
Сюда, в Робин-Хилл, вместе с племянником Вэлом Дарти и приезжает Сомс. На узком диванчике сидят два кузена, как можно дальше отодвинувшись друг от друга, и пьют чай, поглощая при этом изрядное количество кекса, так как оба — Форсайты и обладают хорошим аппетитом.
Джолион заводит разговор о том, что они уже не те, не так сильны, как «старики». Нет той уверенности в себе, и, наоборот, прибавилось самосознания, а оно не позволяет «не видеть себя таким, каким видят тебя другие».
Сомс готов возражать. Он не согласен с Джолионом, он еще полон самообольщения и уверен, что так же прочно укреплен в жизни, как старшее поколение. Но жизнь у него теперь стала «унылая» и такая «странная».
После встречи с Сомсом Джолион проникается к нему прежней и еще более острой неприязнью, он понимает, что снова предстоит борьба, «бульдог» Сомс не расстанется добровольно «с костью», а ведь Ирэн все еще его жена, хотя они так давно не живут вместе. Сомс «навещает прошлое» — приходит к Ирэн: для развода нужны улики. История с Босини уже стара, но, может быть, у Ирэн есть любовник, и новый адюльтер послужит поводом к разводу? У Ирэн любовника нет. Она живет одиноко, она все то же воплощение недоступной красоты, и у Сомса опять возникает надежда: Ирэн должна вернуться к нему и дать ему сына, наследника состояния. Сопротивление Ирэн — ей мысль о возобновлении неудачного брака кажется и отвратительной, и противоестественной — только разжигает неугасшую страсть Сомса. Начинается преследование той, кого он считает своей законной добычей.
На помощь Ирэн приходит Джолион Форсайт. Попечитель Ирэн — ее единственный защитник и советчик. Постепенно его сочувствие и жалость сменяются преданной любовью. Ирэн и Джолион уезжают в Италию, давая Сомсу полную возможность (как когда-то ее дали Джон и Ада Голсуорси майору Артуру Голсуорси) начать процесс. Сразу же после развода Сомс женится на молодой француженке Аннет, и у них рождается дочь Флер, а у Ирэн и Джолиона, которым теперь ничто не мешает заключить новый, счастливый брак, — сын Джон. Роман завершается глубоко символичной картиной похорон королевы Виктории, с которой уходит в прошлое целая эпоха.
Последний роман первого цикла эпопеи — «Сдается в наем» (1921), его (вместе с «Собственником» и «В петле») Голсуорси решает выпустить под общим названием «Сага о Форсайтах».
Роману «Сдается в наем» тоже предшествует интерлюдия — «Пробуждение» — о девятилетнем сыне Джолиона и Ирэн, Джоне, о возникающих в душе мальчика чувстве красоты и потребности бескорыстного служения прекрасному.
«Сдается в наем» — прежде всего роман о молодых, о любви Флер и Джона, об их разлуке, предопределенной неумирающим живучим прошлым, столь оскорбительным для Ирэн, что она не может согласиться на брак Флер и Джона, хотя те любят друг друга со всем пылом первой страсти. Конец их надеждам на брак кладет предсмертное письмо-исповедь Джолиона Форсайта, рассказывающее всю прежнюю историю Сомса, Ирэн и Босини. Флер выходит замуж за сына баронета, Майкла Монта, Джон уезжает в Америку, спасаясь от воспоминаний о несчастной любви.
Такова в общих чертах фабула двух романов, и надо отдать справедливость Голсуорси: даже если бы это были просто любовные романы, они заставили бы говорить об их авторе как о тонком психологе, в совершенстве овладевшем искусством живописания самых нежных и сокровенных чувств человека. Здесь проявилось замечательное умение писателя проникать в тончайшие изгибы души. Горечь неутоленной прежней страсти, жгучее отчаяние отвергнутого первого чувства Голсуорси передает с мудрым всеведением сердца, тактом, трогательным участием. Но это не только романы о победах и поражениях любви. Это именно тот показ частных событий, о котором писал еще Белинский, характеризуя социальный роман, где через частное «разоблачается изнанка... исторических фактов». «В петле» и «Сдается в наем» — произведения социальные, и действие, в них развивающееся, сопряжено с важными событиями эпохи. И если в них нет широкой панорамы общественно-политической жизни Англии 80—90-х годов («В петле»), исчерпывающей социально-политической характеристики послевоенной действительности («Сдается в наем»), то это и не главное. Читатель, тем не менее, осведомлен о переменах, преобразивших за 20—30 лет лицо страны.
Голсуорси прежде всего интересно проследить изменение инстинкта собственности, — ведь он «так же неразрывно связан с окружающей средой, как сорт картофеля с почвой». Да и мог ли он не подвергнуться изменениям, когда страна перешла «от самодовольного и сдержанного провинциализма к еще более самодовольному, но значительно менее сдержанному империализму»?