Еще ту Христовску да воскресенскую,
Воскресенскую да Вознесенскую.
Чтой пошел князь Митрий ко заутрене,
Он ко той ли ранней к воскресенския,
К воскресенския да к Вознесенския,
Чтой бросалась Домнушка по плеч в окно,
Фалелеевна ровно по поясу:
«Ай не этот ли Митрий князь Васильевич?
Чтой сказали про Митрия – хорош, пригож,
Он хорош, пригож, да в свете лучше нет.
Он сутул, горбат, да наперед покляп ,
И ноги кривы у его, глаза косы,
Русы кудри у Митрия онежские,
Еще речь у него да самоедская».
Еще тут ведь Митрию во слух пало,
Щой Васильевичу за беду стало,
Чтой за ту пало насмешку за великую.
(Статус жениха и невесты предполагал их определенные отношения. Невеста не могла дурно говорить о своем женихе. По-видимому, портрет жениха необъективен, таким хочет видеть его Домна, когда хулит. В этом эпизоде происходит столкновение героев, они вступают в противоречие.)
Воротился Митрий от заутрени,
Приходил он к Настасьюшке к Васильевне:
«Уж ты гой еси, сестричушка любимая!
Соберем-ка мы пир, да все девичий стол.
Попроси ты Домну Фалелеевну
На почестен пир да на девичий стол
Хлеба-соли есть да сладка меду пить.
Ты скажи, что Митрия-князя в доме нет,
Что Васильевича да не случилося:
Он ушел ведь в лес теперь полесовать,
За лисицами да за куницами,
Он за разными за мелкими за птицами».
(Пассивной помощницей и соучастницей Митрия выступает его сестра, с помощью которой он добивается встречи с Домной, чтобы поставить ее на место.)
Что первы послы к Домне на двор пришли:
«Добро жаловать, Домна Фалелеевна,
Еще к нашей Настасье к Васильевне
На почестен пир да на девичий стол
Хлеба-соли есть да сладка меду пить!
Еще Митрия-то князя в доме нет».
Что первы послы да со двора сошли,
Ай вторы послы к Домне на двор пришли:
«Отпусти ты, Софьюшка Никулична,
Свою дочерь, Домну Фалелеевну
На почестен пир, да на девичий стол,
Хлеба-соли есть да сладка меду пить!
Еще Митрия-то князя в доме нет,
Чтой Васильевича не случилося,
Не случилося, не пригодилося:
Он ушел ведь в лес да всю полесовать,
За лисицами да за куницами,
Он за разными за мелкими за птицами».
Что третьи послы к Домне на двор пришли:
«Добро пожаловать, Домна Фалелеевна,
Еще к нашей к Настасье всю к Васильевне
Хлеба-соли есть да сладку меду пить!»
(Приглашение повторяется с нарастанием, это усиливает напряжение, создает ощущение беды, грозящей Домне. По логике ее поведения она не должна идти в дом Митрия, если хулит его и не хочет выходить за него замуж).
Не спущает ей Софьюшка Никулична:
«Не ходи уж ты, Домна Фалелеевна,
На почестен пир да на девичий стол.
Я ночесь мало спала, да во сне видела:
Со белой груди скатился чуденной крест,
На правой руке распаялся все злачен перстень».
(Мотив вещего сна матери, которая чувствует беду, грозящую дочери и не хочет пускать ее в дом оскорбленного жениха).
Не послушалась Домна Фалелеевна.
Умывалась Домнушка белешенько,
Одевалась Домна наряднешенько,
Приходила к Настасьюшке Васильевне
На почестен пир да на девичий стол.
(Непокорность Домны матери ясна: она не слушает ее и принимает приглашение. Непонятно другое – почему она идет в дом Митрия, наряжаясь и прихорашиваясь, если не любит его и не хочет выходить за него замуж).
Вдруг зашла она в палаты белокаменны,
Открывала дубовы да двери на-пяту,
Она крест кладет да по-писаному
И поклон ведет да по-ученому,
Поклонилася на все четыре стороны.
А сидит тут Митрий во большом углу,
Князь Васильевич да во честном месте:
«Добро жаловать, Домна Фалелеевна,
Ко сутулому да ко горбатому,
Все к ногам кривым, к моим глазам косым,
Ко кудрям мои да все к онежскиим,
К поговорюшке да самоедския
Хлеба-соли исть да сладка меду пить!
Ты садись, проходи за дубовый стол».
(Речь Митрия, повторяющего хулу Домны, говорит о его гневе и желании унизить ее: проходи, садись за стол жениха, которого ты оскорбила. По логике развития сюжетного действия Митрий должен наказать дерзкую девушку. Есть варианты, где жених бесчестит или даже убивает непокорную невесту.)
Воспроговорит Домна Фалелеевна:
«Отпусти-тко меня, Митрий князь Васильевич!
Я с правой руки забыла там злачен перстень,
Мы которым с тобой будем обручатися».
Воспроговорит Митрий князь Васильевич:
«Ты где хошь ходи, только моей слыви!»
(Митрий – носитель тех законов, которые нарушает Домна. Он весь – норма. Он ставит ее на место, не дает нарушать норму: «Ты где хошь ходи, только моей слыви». Может быть, он ее и не любит, но хочет, чтобы она подчинилась.)
Тут пошла ведь Домна Фалелеевна
Что из тех она палат да белокаменных,
Заходила она в кузницу железную,
Чтой ковала два ножичка булатныих,
Уходила с ними Домна во чисто поле,
Становила Фалелеевна во сыру землю,
Что вострыма концами во белы груди,
Да сама тут ведь Домна приговаривала:
«Не достанься мое да тело белое,
Ты сутулому, да ты горбатому!
Ай достанься мое да тело белое,
Лучше матушке да ты сырой земле!»
В балладе рассказывается об исключительной судьбе девушки, которая не хочет подчиняться нормам морали и претендует на свободу поведения, хочет сама распоряжаться собственной жизнью: сватает – ругаю его, мать не пускает в гости – пойду, хочу – покончу с собой. Естественное чувство девушки и нормы права женщины в эпоху патриархальной семьи приходят в противоречие.
5. РАЗБОЙНИКИ И СЕСТРА
Во славном во городе в Киеве жила – была молода вдова.
У вдовушки было девять сынков, а дочка десятая.
Один брат с рук, другой на руки, третий брат в колыбель кладет:
«Баю-баю, сестрица-ластушка!»
Возлелеявши сестру, гулять пошли, по Русии воровать пошли.
Без них меня матушка выдала за море, за морянина.
Я год живу и другой живу, на третий год сына родила.
Сына родила – стосковалася, морянина стала в гости звать:
«Морянин, морянин, пойдем в гости!
Уж ты к теще, а я к матери, ты к шурьям, а я к родным братьям!»
День едем и другой едем, на третий день остановилися,
Остановилися, огонь росклали, огонь росклали, кашу варили,
Кашу варили, дитя кормили. Поналетели черны вороны, -
Понаехали злы разбойники, морянина они потеряли,
Морянчонка в воду бросили, морянушку во полон взяли.
Все разбойнички спать легли, один разбойничек не спит, не лежит,
Не спит, не лежит, Богу молится, меня, морянушку, выспрашивает:
- Ты скажи, скажи, моя морянушка, ты чьего роду, чьего племени?
Ты купецкого иль княженецкого?»
- Ни купецкого я, ни княженецкого:
Во славном во городе в Киеве там жила-была молода вдова.
У вдовушки было девять сынков, а я, дочка, – я десятая.
Один брат с рук – другой на руки, третий брат в колыбель кладет:
«Баю-баю, сестрица-ластушка!»
Возлелевши сестру, гулять пошли, по Русии воровать пошли.
Без них меня матушка выдала что за море, за морянина.
Как возговорит злой разбойничек: «Вы встаньте, мои братцы родные!
Не морянина мы потеряли, не морянчонка в воду бросили,
Не морянушку во полон взяли: мы потеряли зятя милого,
Племянчонка в воду бросили, сестрицу-ластушку во полон взяли!»
Как возговорят злые разбойнички:
«Ты, сестрица наша, голубушка! Ты возьми у нас золоты ключи,
Отворяй ларцы, ларцы кованы, ты бери злато сколько надобно!» -
«Ах вы, братцы мои, ясны соколы!
Мне не надо вашего злата- серебра, и ни скатного крупного жемчуга,
Приведите моего морянина, принесите моего морянчонка!
Вы пустите нас к родной матушке!»
Это одна из наиболее популярных социальных баллад, осуждающая разбойничество. В ней есть экспозиция (жила-была молода вдова), она нужна для разъяснения последующих трагических событий, в ней заключена скрытая мотивировка: бедная вдова далеко отдает дочь замуж. Обычно старались далеко не отдавать, она потому и отдала, что была бедна – одна с многочисленными детьми. Видимо, дочка давно не была дома – здесь скрытая мотивировка того, почему ее не узнали братья. Братья-разбойники совершают преступление, убив зятя и утопив племянника.
В других вариантах совершенное преступление усиливается мотивом инцеста, трагического кровосмешения – братья бесчестят сестру. После этого происходит выяснение родственных отношений и раскаяние. Смысл баллады в осуждении разбоя как зла. Даже в том случае, если разбой обусловлен бедностью (бедные братья ограбили богатого купца), он осуждается, ибо приводит к насилию и несчастью.
Есть варианты, в которых трагическая нота усиливается тем, что все они должны предстать перед глазами матери. Иногда потрясенные совершенным злом и раскаявшиеся братья-разбойники уходят в монастырь замаливать свои грехи. Повествование в данном варианте ведется от первого лица, что необычно для баллады и объясняется поздним влиянием лирической песни.
1. ГОЛУБИНА КНИГА СОРОКА ПЯДЕНЬ
Да с начала века животленного
Сотворил Бог небо с землею,
Сотворил Бог Адама с Еввою,
Наделил питаньем во светлом раю,
Во светлом раю жити во свою волю.
Положил Господь на их заповедь великую:
А и жить Адаму во светлом раю,
Не скушать Адаму с едного древа
Того сладка плоду виноградного.
А и жил Адам во светлом раю,
Во светлом раю со своею со Еввою
А триста тридцать три годы.
Прелестила змея подколодная,
Приносила ягоды с едина древа,
Одну ягоду воскушал Адам со Еввою
И узнал промеж собою тяжкой грех,
А и тяжкой грех и великой блуд:
Согрешил Адаме во светлом раю,
Во светлом раю со своею со Еввою.
Оне тута стали в раю нагим-наги,
А нагим-наги стали, босешуньки,—
Закрыли соромы ладонцами,
Пришли oнe к самому Христу,
К самому Христу Царю небесному.
Зашли оне на Фаор-гору,
Кричат-ревут зычным голосом:
«Ты небесный царь, Исус Христос!
Ты услышал молитву грешных раб своих,