Волк вскочил, да давай бог ноги, и был таков. А кот сам испугался и бросился прямо на дерево, где медведь сидел. «Ну, – думает медведь, – увидал меня!» Слезать-то некогда, вот он положился на Божью волю да как шмякнется с дерева оземь, все печенки отбил; вскочил – да бежать! А лисица вслед кричит: «Вот он вам задаст! Погодите!» С той поры все звери стали кота бояться; а кот с лисой запаслись на целую зиму мясом и стали себе жить да поживать, и теперь живут, хлеб жуют.
8. ПУЗЫРЬ, СОЛОМИНКА И ЛАПОТЬ
Жили-были пузырь, соломинка и лапоть. Пошли они в лес дрова рубить, дошли до реки, не знают: как через реку перейти? Лапоть говорит пузырю:
- Пузырь, давай на тебе переплывем!
- Нет, лапоть, пусть лучше соломинка перетянется с берега на берег, а мы перейдем по ней.
Соломинка перетянулась. Лапоть пошел по ней, она и переломилась. Лапоть упал в воду, а пузырь хохотал, хохотал да и лопнул.
По существу, эта сказка не является сказкой о животных в ее чистом виде. Однако, как и сказка о колобке, она относится к этому жанру. В ней нравоучение, назидание о необходимости согласовывать свои поступки и дела с близкими, иначе всех ждет беда. Сказка одноэпизодная, сюжет незамысловатый.
9. ИВАН СУЧЕНКО И БЕЛЫЙ ПОЛЯНИН
Начинается сказка от Сивки, от Бурки, от вещей Каурки. На море, на океане, на острове на Буяне стоит бык печеный, возле него лук толченый. И шли три молодца, зашли да позавтракали, а дальше идут – похваляются, сами собой забавляются: «Были мы, братцы, у такого-то места, наедались пуще, чем деревенская баба теста!» Это присказка, сказка будет впереди.
В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь на гладком месте, словно на скатерти, сроду не имел у себя детей. Пришел до него нищий. Царь его пытает: «Не знаешь ли ты, что мне такое сделать, чтоб были у меня дети?» Он ему отвечает: «Собери-ка ты мальчиков да девочек-семилеток, чтоб девочки напряли, а мальчики выплели за одну ночь невод. Тем неводом вели изловить в море леща златоперого и дай его царице съесть».
Вот поймали леща златоперого, отдали его в кухню изжарить. Поварка вычистила, вымыла леща, кишки собаке бросила, помои отдала трем кобылам выпить, сама оглодала косточки, а рыбу царица скушала. Вот разом родили: царица сына, и поварка сына, и собака сына, а три кобылы ожеребились тремя жеребятами. Царь дал им всем имена: Царенко Иван, Поваренко Иван и Сученко Иван.
Растут они, добрые молодцы, не по дням, не по часам, а по минутам, выросли большие, и посылает Иван Сученко Ивана-царевича до царя: «Поди попроси, чтоб позволил нам царь оседлать тех трех коней, что кобылы принесли, да поехать по городу погулять-покататься». Царь позволил. Они поседлали коней, выехали за город и начали меж собой говорить: «Чем нам у батюшки у царя жить, лучше в чужие земли поедем!» Вот они взяли купили железа, сделали себе по булаве – каждая булава в девять пудов, и погнали коней.
Немного погодя говорит Иван Сученко: «Как нам, братцы, будет путь держать, когда нет у нас ни старшего, ни младшего? Надо так сделать, чтоб был у нас старший брат». Царенко говорит, что меня отец старшим поставил, а Сученко – свое, что надо силу попробовать – по стрелке бросить. Кидают стрелки один за другим, сначала Царенко Иван, за Царенком – Поваренко, за Поваренком – Сученко. Едут не далеко, не близко – аж лежит Царенкова стрелка, немного подальше того упала Поваренкова стрелка, а Сученковой нигде не видать! Едут все вперед да вперед – и заехали за тридевять земель в тридесятое царство, в иншее государство – аж там лежит Сученкова стрелка.
Тут и порешили: Царенко будет меньшой брат, Поваренко – подстарший, а Сученко – самый наистарший, и пустились опять в путь-дорогу. Смотрят – перед ними степь расстилается, на той степи палатка разбита, у палатки конь стоит, ярую пшеницу ест, медовой сытой запивает. Посылает Сученко Ивана-царевича: «Пойди узнай: кто в палатке?» Вот Царенко приходит в палатку, а там на кровати Белый Полянин лежит. И ударил его Белый Полянин мизинцем по лбу – Царенко упал, он взял его да под кровать бросил. Посылает Сученко Ивана Поваренка. Белый Полянин и этого ударил мизинцем по лбу и бросил под кровать. Сученко ждал, ждал, не дождался. Прибегает туда сам, как ударит Белого Полянина раз – он и глаза под лоб! После вынес его из палатки, свежий ветерок пахнул, Белый Полянин ожил и просит: «Не убивай меня, прими за самого меньшого брата!» Иван Сученко его помиловал.
Вот все четыре брата поседлали своих коней и поехали пущами да рощами. Долго ли, коротко ли ехали – стоит перед ними дом в два этажа под золотой крышею. Зашли в этот дом – везде чисто, везде убрано, напитков, наедков вдоволь запасено, а живых людей нет никого. Подумали-подумали и положили пока здесь проживать – дни коротать. Утром три брата на охоту поехали, а Ивана-царевича дома оставили за хозяйством смотреть. Он наварил, нажарил к обеду всякой всячины, сел на лавке да трубку покуривает. Вдруг едет старый дед в ступе, толкачом подпирается, ковета на семь саженей лита, и просит милостыни. Царенко дает ему целый хлеб, дед не за хлеб, за него берется, крючком да в ступу, толк-толк, снял кожу до самых плечей, половою натер да под пол бросил... Вернулись братья с охоты, спрашивают Царенка: «Никого у тебя не было?» – «Я никого не видел, разве вы кого?» – «Нет, и мы не видали!»
На другой день дома остался Иван Поваренко, а те на охоту поехали. Наварил обедать, сел на лавке и курит трубку – аж едет дед в ступе, толкачом подпирается, под ним ковета на семь саженей лита, и просит милостыни. Поваренко дает ему булку, он не за булку, а за него , крючком да в ступу, толк-толк, снял кожу до самых плечей, половою натер да под под пол бросил... Приехали братья с охоты: «Ты никого не видал?» – «Нет, никого, а вы?» – «И мы тож!»
На третий день дома остался Белый Полянин. Наварил обедать, сел на лавке и курит трубку – аж едет дед в ступе, толкачом подпирается, под ним ковета на семь саженей лита, и просит милостыни. Белый Полянин дает ему булку, он не за булку, а за него, крючком да в ступу, толк-толк, снял кожу до самых плечей, половою натер да под пол бросил... Приехали братья с охоты: «Ты никого не видал?» – «Нет, никого, а вы?» – «И мы тож!»
На четвертый день остался дома Иван Сученко. Наварил обедать, сел на лавке и курит трубку – аж опять едет старый дед в ступе, толкачом подпирается, под ним ковета, на семь саженей лита, и просит милостыни. Сученко дает ему булку, он не за булку, а за него, крючком да в ступу – ступа и разбилась. Иван Сученко ухватил деда за голову, притащил до вербового пня, расколол пень надвое да всадил дедову бороду в расщелину, а сам – в горницу. Вот едут его братья, меж собой разговаривают. «Что, братцы, вам ничего не случилось? – спрашивает Царенко.- А у меня так рубаха совсем к телу присохла!» – «Ну и нам досталось! До спины доторкнуться нельзя. Проклятый дед! Верно, он и Сученку содрал». Приехали домой: «А что, Сученко Иван, никого у тебя не было?» – «Был один нахаба, так я ему по-своему задал!» – «Что ж ты ему сделал?» – «Пень расколол да бороду всадил». – «Пойдем посмотрим!» Пришли на деда смотреть, а его и след простыл! Как попал он в тиски, начал биться, рваться и таки выворотил весь пень с корнем и унес с собой на тот свет, а с того света он приходил до своего дома под золотою крышею.
Братья пошли по его следам, шли-шли – стоит гора: в той горе ляда, взяли ее отворили, привязали до каната камень и опустили в нору. Как достали камнем дно, вытянули его назад и привязали до каната Ивана Сученка. Говорит Сученко: «Через три дня как встряхну канат – сейчас меня вытягайте!» Вот опустили его на тот свет. Он вспомнил про царевен, что покрали на тот свет три змия: «Пойду их шукать!»
Шел-шел – стоит двухэтажный дом, вышла оттуда девка: «Чего, русский человек, коло нашего двора ходишь?» – «А ты что за спрос? Дай-ка мне наперед воды – глаза промыть, накорми меня, напой, да тогда и спрашивай». Она принесла ему воды, накормила, напоила и повела к царевне. «Здравствуй, прекрасная царевна!» – «Здравствуй, добрый молодец! Что сюда зашел?» – «За тобою, хочу с твоим мужем воевать». – «Ох, не отымешь ты меня! Мой муж дюже сильный, с шестью головами!» – «Я и с одною, да буду воевать, как мне Бог поможет!»
Царевна его за двери спрятала – аж летит змей. «Фу, русска кость воня!» – «Ты, душечка, на Руси летал, русской кости напахал!»- говорит царевна, подает ему ужинать, а сама тяжело вздохнула. «Чего, голубка, так тяжело вздыхаешь?» – «Как мне не вздыхать! Четвертый год за тобою, не видела ни отца, ни матери. Ну что, если бы кто-нибудь из моих родных да сюда пришел, что б ты ему сделал?» – «Что сделал? Пил да гулял бы с ним».
На те речи выходит из-за дверей Иван Сученко. «А, Сученко! Здравствуй, зачем пришел: биться или мириться?» – «Давай биться! Дуй точок!» Змий дунул – у него стал чугунный точок с серебряными ободками, а Сученко дунул – у него серебряный с золотыми ободками.. Ударил он змия раз и убил до смерти, в пепел перепалил, на ветер перепустил. Царевна дала ему кольцо, он взял и пошел дальше.
Шел-шел – опять двухэтажный дом. Вышла ему навстречу девка и спрашивает: «Чего ты, русский человек, коло нашего двора ходишь?» – «А ты что за спрос? Дай наперед мне воды – глаза промыть, накорми, напои, да тогда и спрашивай!» Вот она принесла ему воды, накормила его, напоила и к царевне проводила. «Чего ты пришел?» – говорит царевна. «За тобою, хочу с твоим мужем воевать». – «Куда тебе воевать с моим мужем! Мой муж дюже сильный, с девятью головами!» – «Я и с одною, да буду с ним воевать, как мне Бог поможет!»