Глава 1 Глава 1. Формирование творческого мировоззрения А.Блока
1.1.Влияние классической литературы
Расцвет творчества А.Блока пришелся на бурный революционный период в начале века, а завершился уже в советское время. И на протяжении всей жизни Блока отличала обращенность к традициям русской классической литературы, прежде всего поэзии, характеризующаяся своеобразной избирательностью в разные периоды его творчества.
На раннем этапе творчества его развитие не означало смену одного увлечения другим, например: Жуковский — Фет — Соловьев. Всегда это было освоение новых идей, новых духовных ценностей, новых завоеваний в области художественного мастерства, но вовсе не означало полного и безоговорочного отказа от всего, что составляло его веру вчера.
Блок пережил на своем пути не один кризис и умел проводить личную «инвентаризацию» И переоценку ценностей, но даже самые решительные разрывы с идейным прошлым (например, с мистицизмом в 1906 г.) не приводили к забвению дорогих образов и имен. Так, в новую эпоху с нарастанием трагических интонаций в лирике, обращаясь к близким ему теперь Григорьеву, Баратынскому, Тютчеву, Лермонтову, он вовсе не охладел навсегда к кумирам его молодости. Важно еще и другое. Мы знаем, что первым учителем Блока был Жуковский, что увлечение Вл. Соловьевым пришло после того, как А. А. Кублицкая-Пиоттух, мать поэта, подарила ему на пасху весной 1901 г. книгу стихов Соловьева.
Поэты, о которых говорили выше, каждый по – своему оттеняет разные грани блоковского творчества: так, собственно в теме гибели человека в страшном мире преимущественно близкими Блоку оказались Григорьев и Баратынский, в освещении других тем — любви, человека в мире и во времени, его окружающих, России —велика роль Тютчева, и наконец воспитание воли к подвигу, укрепление жажды протеста и борьбы, преодоление трагизма жизни проходили под несомненным воздействием Лермонтова. Подчеркнем еще раз слово преимущественно, так как практически Блок, конечно, имел в виду всю свою литературу сразу. Вследствие этого вполне может быть, что в стихотворении, которое мы чисто условно называем в его творчестве «тютчевским», «просвечивает» Баратынский, а в «григорьевском» уже слышен Тютчев или Лермонтов.
К проблеме обнаружения традиций классического искусства, классической литературы в творчестве какого-либо автора возможен двойственный подход.
Один путь — выявление сходных тем и художественных образов, выявление похожих структур, приемов в творчестве разных авторов. При всей важности и трудоемкости такой работы нужно помнить, что она существенно ограничивает исследователя и требует большой осторожности в выводах, так как часто это оболочка, наполненная другим по сравнению с «первоисточником» содержанием. Особенно существенна эта оговорка в отношении Блока, о чем очень верно заметил видный исследователь его творчества Н. Венгров: «В поэтической речи Блока они («широко известные образцы».) выполняют функцию, схожую с литературной цитацией и сплошь и рядом, но более того»[5]. Но и пренебрегать подобным «сближением» не следует: когда в произведениях Жуковского мы обнаруживаем первичную огранку образов, которые позже засверкают в произведениях великих Пушкина, Лермонтова, Тютчева, Блока,— это, может быть, еще не литературная традиция, но уже истоки ее, помогающие яснее увидеть единую линию развития нашей литературы.
Другой подход — более масштабный, когда важнейшей предпосылкой двуединства поэтов устанавливаются типологические взаимосвязи между системами мышления художников. Представляется, что вне этого принципиального положения проблема исследования традиций и новаторства в творчестве того или иного автора не может быть раскрыта. И суждение того же Венгрова: «Работы о творческих связях Блока дают плодотворные результаты лишь в том случае, если они вскрывают мировоззренческие, творческие связи и влияния»[6 ]— справедливо не только в отношении Блока.
Таким образом, действительные творческие связи художника покоятся, с одной стороны, на стилеобразующей (или чуть уже — формообразующей) традиции, однако прежде всего они опосредованы общностью мировоззренческих принципов, мирочувствований художников. Такой подход к изучению литературных истоков творчества Блока определяет круг имен русских поэтов XIX в., которых мы называем его предтечами: В. Жуковского, А. Фета, Ап. Григорьева, Е. Баратынского, Ф. Тютчева, М. Лермонтова. Естественно возникает вопрос, почему в этом ряду нет имен А. Пушкина, Н. Некрасова, Я. Полонского, А. Апухтина.
Через всю жизнь пронес Блок благоговейное отношение к великому Пушкину. То, что последним из написанного им стало послание «Пушкинскому дому»,— совпадение, но в общем не случайное. Имя Пушкина рассыпано в статьях, дневниках и письмах поэта, его строки и образы часто возникают «в кадре» блоковских стихотворений. Пушкинская национальная и общекультурная традиция ощущалась Блоком как постоянное животворное начало в литературе. Однако в выработке собственного художественного метода творчества Блок идет в стороне от Пушкина. И даже там, где, казалось бы, пересечение неминуемо, где возникает пушкинская тема («Шаги командора», например), решение ее не пушкинское.
Таков же характер связей Блока с Некрасовым. Возникновение и усиление гражданских мотивов в поэзии Блока в революционную эпоху, развитие в ней темы России и народа неминуемо сближало его с поэтом-демократом (например, в ранней лирике — «Из газет», в более поздней — «На железной дороге», циклы «Родина», «Вольные мысли», «Город»), Но опять-таки можно отметить лишь некоторое совпадение структуры произведений Блока с некрасовскими, своеобразие же раскрытия темы в них вполне блоковское.
Пластика и ясность пушкинских образов, их скульптурная зримость, сугубо заземленный характер поэзии Некрасова, требование простоты художественной формы, обязательное для обоих поэтов, то есть все то, что характеризует их творчество как реалистическую поэзию русской литературы XIX в., не было органически свойственно художественному методу Блока. Блок принадлежал и сам ощущал себя принадлежащим романтической ветви отечественной литературы, к тому же он был художником трагического мировоззрения. Поэтому для него оказался важным и органически усвоенным в природе его творчества опыт русских поэтов-романтиков, указанных выше. Круг этих имен, «подпирающих» Блока, и определяет содержание нашей работы
О том, что нужнее — сладкие яды забвения, парализующие волю, «елисейские поля», где воздух синеет блаженством, или грубая демократическая пища, он произнесет сам по своему адресу почти тот же приговор. По счастью, история редко ставит перед художником проблему подобного дихотомического выбора,— по счастью, так как он всегда грозит драмой жизни художника, что и было в судьбе Блока, драмой искусства. Это всегдашнее противоречие между поэзией гражданской, обращенной к нуждам сегодняшнего дня страны, народа, и поэзией, апеллирующей к вечным ценностям или понимаемой исключительно так ее оппонентами.
В определенные моменты истории, например в моменты предреволюционной ситуации, эти противоречия, как правило, обостряются. Поэзия вечных ценностей, как бы она ни была хороша, отвлекает, с точки зрения критиков, читателя от животрепещущих проблем его времени. Так «сбрасывали с парохода современности» классику футуристы, так воевал с Пушкиным Писарев, по тем же причинам отрицали Жуковского декабристы.
1.2. Романтические традиции Жуковского в раннем творчестве А.Блока
Итак, когда мы ведем речь о Блоке, на раннем этапе творчества «повторяющем» Жуковского, то два важнейших фактора должны приниматься в расчет: идеалистическое мировоззрение, мистицизм юноши и в целом социальная пассивность, аполитичность быта его семьи, сближавшаяся с мистицизмом и внесоциальностью творчества Жуковского. Что же касается подражательности, ученичества Блока 90-х годов, то и своего, блоковского, в нем было не меньше, чем ученического, жуковского.
Для Блока одушевленность поэзии как неотъемлемое качество подлинного искусства оставалась, вне всякого сомнения, всегда. Дело не в том, что начинающий поэт в «Ante lucem» и стихах, к циклу примыкающих, не устает повторять за Жуковским:
Когда б я мог дохнуть ей в душу
Весенним счастьем в зимний день! [т. 1, с. 10]
или
Мечтаю я, чтоб ни одна душа
Не видела Твоей души нетленной... [т. 1, с. 329]
В июне 1900 г. он, например, создает целый ряд стихотворений («Уже бледнеет день прощальный», «В ночь молчаливую чудесен», «Полна усталого томленья» и др.), как бы подхватывающих девиз Жуковского «Все для души».
Показательно, что в апреле 1921 г., в преддверии кончины, смертельно больной Блок, полемизируя с Н. Гумилевым в защиту дорогих ему принципов искусства, упрекал акмеистов в том, что «в своей поэзии (а следовательно, и в себе самих) они замалчивают самое главное, единственно ценное: душу» -[т. 6, с. 183].
Как видно, уроки Жуковского не прошли бесследно не только для начинающего поэта, но и для Блока-мастера.
Акцент на чувство, природное, естественное, раскрепощенное, преобладает в поэзии Блока начальных лет.
Герой юного Блока предстает перед нами мечтательным юношей с душой, часто печальной, страждущим красоты и не находящим ее, отчего даже время и пространство, его окружающее, кажутся ему наполненными грустью. К своему двойнику в рубежный час столетий (стихотворение «31 декабря 1900 г.») он обращается с безрадостным приветом: «И ты, мой юный, мой печальный, уходишь прочь! Привет тебе, привет прощальный...!» Или:
Отчего я задумчив и нем?..
Отчего мои песни больны?..
Отвечай, отвечай мне, зачем
Эти вечно-тоскливые сны?..[т. 1, с. 431]
Примечательно это «вечно-тоскливые», написанное одним словом, как выражение неизбывности печали в жизни героя. При таком мироощущении, когда преобладает давнишняя печаль, тоска о прежних днях, он не мог не найти в герое Жуковского родственную душу. Поэтому иногда его стихи воспринимаются почти как дословное цитирование старого романтика. Например: