Смекни!
smekni.com

Разные направления и концепции изображения положительного героя в литературе XIX в (стр. 6 из 12)

В чем же превосходство Лит­винова? Прежде всего в том, что он имеет ясно осознанную жизненную цель, состоящую в практической реализации «вели­ких принципов реформы». Настоятельная необходимость по­добных людей неоднократно подчеркивается Тургеневым: имение Литвиновых, подобно множеству помещичьих - хозяйств России, «было давно запущено, но многоземельно, с разными угодьями, лесами и озером, на котором когда-то стояла боль­шая фабрика, заведенная ревностным, но безалаберным бари­ном, процветавшая в руках плута купца и окончательно погиб­шая под управлением честного антрепренера из немцев» [9, 149].

Это хорошо понял Литвинов, непосредственно столкнувший­ся перед самой реформой с положением дела в деревне. Как человек, неравнодушный к судьбам страны, он осознал важ­ность решительных преобразований на основе «опыта и зна­ний», которых так не хватало непросвещенной России; нужны были деятели, вооруженные знаниями и желающие бескорыст­но служить обществу и народу. Таких было мало в среде по­мещиков: они, подобно отцу Литвинова, оказались «совершен­но сбитыми с толку эманципацией». Бегло говоря о положении крестьянского дела в России, Тургенев все же воссоздает мрач­ную картину разоренной страны, ждущей своего «обновления».

Литвинов полон решимости развеять «слепой мрак заплес­невевшей жизни» наследие крепостного права. Он понимает, что его деятельность будет тяжела, может быть, неблагодарна, но не боится трудностей и лишений. И Тургенев готов признать его «самоуверенность» обоснованной.

Но все же писатель далек от того, чтобы идеализировать Литвинова. Признание его положительной роли не означает «идеализации» «дворянина-практика», как утверждает А. Г. Цейтлин, или «возвышения практики буржуазного реформаторства», «прославления деятельности постепеновца», как пишет, например, Г. Б. Курляндская[9,176].

Для Тургенева Литвинов был относительно положительным героем только потому, что другие деятели, которым должно принадлежать будущее, тогда еще, по мысли писателя, не ска­зали своего слова. Тургенев сознательно сводит задачи героя «Дыма» лишь к практической деятельности, как бы подчерки­вая этим его ограниченность и «обыкновенность». «Дело», на которое способен Литвинов, доступно всем. Он даже не желает вникать в суть общественно-политической борьбы 60-х годов и не затрудняет себя размышлениями о судьбах России. Он при­нимает жизнь такой, какова она есть. На вопрос Губарева о по­литических взглядах он дает весьма характерный ответ: «Соб­ственно у меня нет никаких политических убеждений»,— и тут же поясняет: «Мне кажется, нам, русским, еще рано иметь по­литические убеждения или воображать, что мы их имеем»[9, 160].

Тургенев считал, что в политических деятелях сейчас в Рос­сии нет даже потребности. Они появятся со временем, когда страна определит свой путь[23,152]. Такой взгляд нашел отражение и в письмах Тургенева. В 1867 году он писал Авдееву: «Явно одно: от литературно-эстетического берега наше общество отстало — а к политическому еще не пристало... тут и плыви по середине»[2, 212].

Как же представлял себе Тургенев задачу Литвинова? Гово­ря о невозможности разглядеть будущее «планетарное состоя­ние» страны, заставляя своего героя смотреть на жизнь с вы­соты сугубо практических задач времени, Тургенев не делает его в то же время дельцом-предпринимателем.[23,163] Деятельность Литвинова носит принципиально иной характер, ибо направле­на не на собственное обогащение. Она прежде всего пресле­дует просветительскую цель: пример европейски образованных помещиков со временем должен принести «пользу всему краю», и тогда Россия станет полноправным членом в семье передовых стран Западной Европы. Поэтому Литвинов с интересом слушает Потугина, хотя и не вполне соглашаясь со своим собе­седником. Сам Литвинов смутно представляет общие принципы, во имя которых происходят преобразования; у него нет еще «политических убеждений». Программа Потугина должна со временем стать той высшей целью, которой ему недостает.

Авторское признание положительного значения практики Литвинова не ставило его на пьедестал героя жизни. «Надо вооружиться терпеньем и выжидать»[2, 271]—вот что советовал Тургенев Я. П. Полонскому, тоже обеспокоенному состоянием крестьянского дела. К этому выводу в конце кон­цов приходит и недалекий герой романа. Самоуверенность Лит­винова, вызванная убеждением в возможности немедленного наступления «новых времен», оказывается неосновательной.

На всем протяжении романа он является скорее фигурой страдательной, испытывающей на себе неотвратимые удары судьбы и неспособной противостоять ей. Любовь Ири­ны—разрушающая стихия, она уничтожила все, чем Литвинов жил, и прежде всего его уверенность в своем предназначении и деятельности. «.. .Им овладел ужас при мысли, что будущность, его почти завоеванная будущность, опять заволоклась мраком, что его дом, его прочный, только что возведенный дом внезапно' пошатнулся...» [9,251],—так передает писатель состояние Литвинова, понявшего свое чувство. А после разрыва с невестой герой еще более отчетливо осознал, что влечет за собой его любовь. Литвинову казалось, что Татьяна унесла с собою все, что для него «до сих пор было желанным и дорогим». «...Все мои предположения, планы, намерения исчезли вместе с нею; самые труды мои пропали, продолжительная работа обратилась. в ничто, все мои занятия не имеют никакого смысла и примене­ния; все это умерло, мое я, мое прежнее я умерло и похоронено о вчерашнего дня» [9, 299],—писал он Ирине. Литвинов покорился своей участи.

Переключение основного смысла любовной истории в чисто личную сферу, сюжетная несвязанность образа Литвинова с другими героями романа (Губарев, генералы, даже Потугин) подчеркивают важную мысль: Литвинов вне тех проблем, кото­рые ставились каждой из изображенных в «Дыме» обществен­ных групп. Уже этим задачи Литвинова существенно ограниче­ны, а тем самым ограничен и круг его действий, и его борьба с аристократическим миром, к которому принадлежит героиня. В соответствии с этим неверным представляется вывод, что «к анализу внутреннего психологического конфликта» Тургенев в данном случае обращается «с целью доказать волевой и дейст­венный характер Литвинова». Согласно этой точке зрения, "«психологическая драма Литвинова определяется борьбой нравственного сознания с неразумной стихийной страстью к Ирине, духовно чуждой ему женщине, связанной с враждебной аристократической средой. Благодаря четко осознанной жизнен­ной цели Литвинов сумел выйти победителем из этой драмати­ческой ситуации»[20,67]. Но в том-то все и дело, что Литвинова нель­зя назвать победителем, так как «осознанная им цель» не была осуществлена.

В покорности, нежелании что-либо противопоставить своей судьбе и заключается объяснение нежизненности героя «Дыма», его неспособности быть настоящим деятелем. «Трудный путь», на который он хочет увлечь за собой Ирину, представляется ему самому смутно. До новой встречи с Ириной Литвинов самоуверенно считал себя одним из деятелей новой России, тем, кто будет вести ее вперед. Жизнь заставила его критически взглянуть на себя и на окружающее. Под влиянием пережитой любовной истории Литвинов понял, что почти завоеванное им счастье безвозврат­но утрачено, а прежние убеждения, мечтания—«дым», который ветер носит из одной стороны в другую. Тургенев дает понять, что история Литвинова имеет более общий, глубокий смысл.

Судьба героя романа знаменовала для автора неполноценность той жизненной силы, которая стояла за Литвиновым. Поэтому-то и звучат столь пессимистично слова Литвинова, а вместе с ним и Тургенева, признавшего «дымом» всю русскую жизнь, включая «великие преобразования» 19 февраля и западниче­скую программу Потугина.

Но нам важно сейчас отметить другое: перед многими писателями в те годы вставал вопрос об изображении героя, кото­рый смог бы указать выход обществу, находящемуся на рас­путье. В поисках такого героя литературе суждено было пройти довольно значительный путь: нужно было тщательно рассмотреть различные стороны жизни и взвесить имеющиеся силы. Одни обратили внимание на народную среду - и появи­лась массовая литература о «простонародье»; другие стреми­лись найти героя в иной сфере. Попытался это сделать и Турге­нев. В его «Дыме» также отразился этот период собирания «материалов для будущего творчества», о котором писал Салты­ков-Щедрин. Писатель считал, что в данный исторический мо­мент Литвиновы, терпеливо стремящиеся к проведению в жизнь идей реформы, являются, при всей их ограниченности, единст­венно полезными людьми. Не случайно за кульминационной главой романа - размышлениями Литвинова о «дыме» - следу­ет описание возвращения героя к своему «делу» и примирения с Татьяной.

Писатель готов при­знать практически мыслящего человека нужным для данного исторического момента, но самый этот момент отмечен в созна­нии автора печатью безвременности: чем скорее он пройдет, тем лучше. Литвиновы способны честно вести свою маленькую деятельность в переходный период, но они не способны содейст­вовать наступлению «новых времен». В этом смысле и они «дым». Автор уклонился от окончательного ответа па вопрос о положительном деятеле. Но одно очевидно: Тургенев не счел возможным причислять их к носителям теории «малых дел», которая уже довольно четко вырисовывается в некоторых про­изведениях второй половины 60-х годов.