Смекни!
smekni.com

Некрасов Н.А. - народный поэт (стр. 5 из 6)

Над гробом поэта говорили речи Ф. М. Достоевский, Б. А. Панаев (друг поэта), от лица землевольцев — мо­лодой Г. В. Плеханов, который, не стесняясь присут­ствия тайной и явной полиции, подчеркнул революци­онное значение поэзии Некрасова. Это были первые похороны писателя, в которых участвовали революцион­ные организация передовых рабочих.

В своих воспоминаниях о Некрасове один из его со­временников, хорошо знавший его в течение десятков лет, отозвался о нем так:

«Это был человек мягкий, добрый, независтливый, щедрый, гостеприимный и совершенно простой... не за­ботящийся о завтрашнем дне, когда сегодня надо помочь другому».

Чудесные душевные свойства Некрасова отразились в его поэзии. Ее основной источник — горячее сочувст­вие угнетаемым людям:

Иди к униженным,

Иди к обиженным —

Там нужен ты.

Этой своей заповеди Некрасов не нарушил никогда. Он называл свою музу «печальной спутницей печальных бедняков, рожденных для труда, страданий и оков». Он так и говорил о революции: «великое дело любви».

Но как бы ни были искренни и благородны убежде­ния Некрасова, он не мог бы воздействовать ими на многие и многие поколения русских людей, если бы был слабым, неискусным писателем, неумело владеющим поэтической формой.

В чем же заключалась великая художественная сила Некрасова?

Прежде всего — в реализме, но не в том равнодушно протокольном, фотографическом воспроизведении действительности, которое прикрывается иногда этим названием. Реализм Некрасова был лирически страстен, исполнен то яростной злобы, то порывистой нежности. В стихотворении «Элегия» поэт говорит о себе;

Народному врагу проклятия сулю,

А другу у небес могущества молю.

Здесь дана точная формула его реалистического отношения к миру. Изобразить или отразить современность — этого ему было мало, он жаждал преобразить переделать ее. Его реализм был действенным. Это был реализм борца.

Обладая изумительной зоркостью к деталям окружающей жизни, он в то же время широко обобщал все свой сюжеты и образы. И Савелий, «богатырь святорусский» и Матрена Корчагина, и Яким Нагой, и Последыш (в поэме «Кому на Руси жить хорошо»), и Агарин, и Саша (в поэме «Саша»), и Прокл, и Дарья (в поэме «Мороз, Красный нос»), и Крот (в поэме «Несчастные»), и «рыцарь на час», и «филантроп» — все это не только индивидуумы с такими-то и такими-то личными качествами, но и обобщенные представители различных категорий людей.

В лице Савелия и Матрены Корчагиной поэт дал монументальные образы, типичные для лучших представителей дореформенного, крепостного, крестьянства. Образы Савелия и Якима Нагого характеризуют собой пробуждение революционного протеста в забитой и темной крестьянской среде, образ Агарина — идейное бан­кротство дворянского либерализма 40-х годов и т.д.

Критический реализм Некрасова всегда был связан с социальной оценкой людей и событий,— вспомним хотя бы «Забытую деревню», «Размышления у парадного подъезда», «Псовую охоту», «Железную дорогу».

Огромно разнообразие поэтических форм и жанров, которые были доступны Некрасову.

Одной из его наиболее излюбленных форм была форма песни. Ею Некрасов владел в совершенстве, Недаром он называл многие свои стихотворения песнями: «Песня Еремушке», «Колыбельная песня», «Песня убогого странника». В них именно такая конструкция, такой ритмо-синтаксический строй, какие свойственны песням.

Уже то, что многие стихотворения Некрасова - например, знаменитая «Тройка», «Ой, полна, полна коробушка» (из поэмы «Коробейники»), «Огородник», «Зеленый шум», «Катерина», «Было двенадцать разбой­ников» — до сих пор поются как народные песни, свиде­тельствует о его мастерстве в области песенной лирики.

Этим ценным даром песнетворчества обладали почти все крупнейшие поэты демократии: Шевченко, Кольцов, Никитин — в России, Беранже — во Франции, Роберт Берне — в Шотландии.

Влияние их поэзии на широкие массы в значительной мере обусловлено тем, что они были поэты-песенники. В литературе нет более могучего средства боевой пропа­ганды, чем песня.

Песня — не единственный жанр поэзии Некрасова. Он был мастером стихотворных рассказов, новелл, то есть повестей и рассказов в стихах — таких, как «Саша», «Русские женщины», «Коробейники». Ни один из его современников не мог бы сравниться с ним в этом пове­ствовательном жанре.

Таким же мастером был он в области глубоко интим­ной, хватающей за душу лирики. Вспомним хотя бы его гениальное стихотворение «Рыцарь на час», над которым рыдал Чернышевский.

И еще один жанр был доступен Некрасову — обличи­тельная, грозная сатира, в которой едкая ирония так часто сменяется то слезами обиды и боли, то взрывами неистовой ярости («Железная дорога», «Размышления у парадного подъезда» и др.).

Так же великолепно владел он еще одним поэтиче­ским жанром - торжественной, патетической оратор­ской речью. Этот жанр чрезвычайно далек от фолькло­ра и, можно даже сказать, противоположен ему. Но диапазон некрасовской поэзии был так необъятно широк, что и в этой, казалось бы, чуждой Некрасову форме поэт создал такие шедевры декламационной, патетиче­ской речи, как стихотворения «Родина», «Элегия», «Муза», «Страшный год» и многие другие.

В этом жанре он прямой продолжатель Лермонтова, который вообще оказал сильное влияние на его твор­чество.

Все разнообразное свое мастерство Некрасов отдал на службу народу. Его стихами впервые в истории загово­рило о своих муках и нуждах трудовое крестьянство, пробуждавшееся к революционной борьбе.

Некрасов никогда не заботился о той нарядной кра­сивости, какая требовалась дворянской эстетикой. Мно­гие формы его демократической речи нередко возмущали реакционных рецензентов и критиков, которые в много­численных журнально-газетных статьях называли его поэзию «вульгарной», «топорной», «корявой». Они были преднамеренно слепы к его мастерству, к его смелой новаторской технике, к его могучей песенкой силе.

Но Некрасов умел презирать их суждения.

...мой судья — читатель-гражданин.

Лишь в суд его храню слепую веру,—

сказал он в поэме «Уныние», разумея под читателем-гражданином демократическую молодежь того времени. Когда какой-то критик из реакционного лагеря стал нападать на стихотворения Некрасова, поэт гордо ответил ему:

Против твоей я публики грешу.

Но только я не для нее пишу.

Те, для кого он писал, видели в нем выразителя своих собственных чувств и мыслей. Форма его стихов, именно вследствие своей демократической направленности, была в их глазах прекрасна.

Добролюбов писал в 1860 году от лица революционной демократии: «Нам нужен был бы теперь поэт, который бы с красотою Пушкина и силою Лермонтова умел продолжить и расширить реальную, здоровую сторону сти-хотворений Кольцова». Из дальнейших его статей можно было понять, что этот поэт уже есть и что этот поэт — Некрасов.

В одном из своих писем Добролюбов говорил о Некрасове: «Любимейший русский поэт, представитель добрых начал в нашей поэзии, единственный талант, в котором теперь есть жизнь и сила».

Прочтите, например, такое двустишие Некрасова:

— Мы-ста тебя взбутетеним дубьем

Вместе с горластым твоим холуем! —

и вы сразу услышите здесь голос крестьянина. Вся стилевая окраска этого двустишия — крестьянская. ; И «взбутетеним», и «дубье», и «мы-ста», и «холуй», и «горластый» здесь в своей совокупности рисуют портрет говорящего: вы буквально видите этого разъяренного деревенского парня, которому его социальная среда под­сказала те, а не другие слова для выражения испепе­ляющей ненависти.

Так же выразительна в поэзии Некрасова речь дворо­вого, прошедшего в барской усадьбе долгую школу холопства:

Не вашей подлой хворостью,

Не хрипотой, не грыжею —

Болезнью благородною,

Какая только водится

У первых лиц в империи,

Я болен, мужичье!

………………………………….

За стулом у светлейшего

У князя Шереметьева

Я сорок лет стоял,

С французским лучшим трюфелем

Тарелки я лизал,

Напитки иностранные

Из рюмок допивал...

(Кому на Русь жить хорошо)

С таким же совершенством Некрасов воспроизводил канцелярскую, чиновничью речь:

Частию по глупой честности,

Частию по простоте

Пропадаю в неизвестности,

Пресмыкаюсь в нищете.

...........................................

Все такие обстоятельства

И в мундиришке изъян

Привели его сиятельство

К заключенью, что я пьян.

(Филантроп)

Такие слова, как «обстоятельства», «частию», «привели к заключению», заимствованные из казенных бумаг, стилистически окрашивают у Некрасова чиновничью речь, которую поэт начал воспроизводить езде в ранних стихах, относящихся к 1840—1845 годам.

Характерна в поэзии Некрасова и речь всевозможных церковников — от попа до мелкого дьячка:

...счастие не в пажитях,

Не в соболях, не в золоте,

Не в дорогих камнях. — А в чем же?

«В благодушестве!

Пределы есть владениям

Господ, вельмож, царей земных,

А мудрого владение —

Весь вертоград Христов!..»

(Кому на Руси жить хорошо)

Это типическая речь церковного служки, которая ха­рактеризуется не только такими словами, как «пажити», «вертоград», «благодушество», «земные цари» и т. д., но и своей интонацией, своим грамматическим строем.

Совсем другая окраска придана Некрасовым речи биржевиков, спекулянтов, банковских и железнодорожных дельцов.

Плод этой меры в графе дивиденда

Акционеры найдут;

На сорок три с половиной процента

Разом понизился труд,—

говорит один из персонажей его сатиры «Современни­ки». Все это показывает, с какой замечательной точ­ностью поэт воспроизводил в своем творчестве стилисти­ческие особенности речи, свойственные отдельным общественным группам, существовавшим в тогдашней России.